За собственными рассуждениями не замечаю, как становится жарко.

Теплые ладони теперь прожигают кожу на шее. Намертво фиксируют голову, которую нельзя ни повернуть, ни дернуть ею. А Лазарев оказывается слишком близко. Настолько, что кончики наших носов соприкасаются.

Дыхание оседает на коже мятным облаком. Вокруг витает аромат гребаного грейпфрута, отчего грудь начинает знакомо ныть. Лифчик моментально становится тесным, соски трутся о жесткое кружево.

Лазарев скользит одной рукой щеку, затем очерчивает пальцем линию и касается приоткрытого рта. Надо бы воспротивиться, но я — желейный мишка. Плавлюсь под воздействием высоких температур и превращаюсь в послушную тянучку.

«Когда он поднялся? Почему я не заметила?» — в голове крутятся тысячи вопросов, а вслух выдаю с жалким писком:

— Ты что вытворяешь?

— Во всем виновата твоя ебаная вишня, воробушек. Я, блядь, хочу тебя сожрать, — выдыхает в губы и накрывает их бесстыдным ртом.

8. Глава 8. Женя

Вишня повсюду.

В голове, на коже и под ногтями. Скребет под веками, болезненно долбит разрядами по напряженному члену. Отравляет кровь, обращает ее в поток плавленого металла, разъедает мышцы и сухожилия.

Куй, пока горячо.

Последние двадцать минут ничего не слышу. Только ебучее бурление в висках. В ушах на повторе знакомый плейлист из стонов в Анином исполнении. Он звучит из прошлого чертовски громко. Кажется, будто прошло не пять лет, а всего пять минут.

Скольжу по шелковистой коже. Ее полные губы замирают. Скоро я научусь по ним читать. Вариантов не останется, потому что превратился в инвалида рядом с Аней. Глохну, как старая развалюха на дороге.

Жду, когда она оттолкнет меня. Но ничего не происходит.

Натыкаюсь взглядом на подернутые дымкой желания медовые радужки. Усмехаюсь. Даже они отдают опьяняющей вишней. Замечаю короткие вспышки гнева, но они быстро тонут в глубинах расширяющихся зрачков.

Сука...

Как можно быть одновременно такой недоступной и послушной?

«Аня — запретная территория!» — бьется в истерике разум под коркой.

Верю ему. Безоговорочно.

Она округляет рот и протяжно вздыхает от короткого прикосновения упругой груди. Кто придумал лифчики? В голове белый шум, перед глазами пелена.

Пробую налитую губу на ощупь. Лишь бы убедиться, что нельзя. Совсем. Ни капельки. А потом Аня открывает рот, и меня выносит на встречную полосу. Говорит что-то, цепляет пальцы, но я ничего не слышу.

Приплыли, Лазарев. Конечная. В борьбе за разум побеждает член.

«Аня почти как Лена», — долбится в сознании, но я грубо обрываю этот мерзкий голос.

Хуена! Подругу мне не хотелось трахнуть до звона в паху. Ни разу.

«Аня…»

Со злорадством вырубаю невидимый штекер и поддаюсь вперед.

«Абонент временно недоступен».

— Во всем виновата твоя ебаная вишня, воробушек, — задыхаюсь от собственных слов. — Я, блядь, хочу тебя сожрать.

Накрываю ее рот своим. Фруктовый сахар россыпью кристаллов взрывается на языке как шипучка.

Надо добавить вишню в список запрещенных веществ. И Аню. Потому что нет зависимости страшнее, чем их сочетание в глотке.

Кажется, я не могу без него жить…

Жадно пью ее до судорог в штанах. Ударяюсь зубами об идеально ровную эмаль. Аня что-то кричит и мычит, но своими действиями дает мне больше доступа. Маленькие ладони толкают в грудь, чем распаляют сильнее.

Дурочка, так только интереснее.

Шиплю, когда острые коготки впиваются в шею. А про себя верещу от восторга. Потому что взъерошенный воробушек отвечает мне. Ненасытно. Громко. Гребаные фанфары в моей голове наверняка подняли всех соседей в округе на уши.

Дергаю край ее вишневого свитера и нетерпеливо забираюсь под наэлектризованную шерсть. Как нас обоих не ебнуло током под двести двадцать вольт, ума не приложу. Под переливистые стоны прижимаю разомлевшую Аню к себе. Пробираюсь пальцами под лифчик.