Андреевский встал с кровати, подошёл к зеркалу, сжав кулак. Раздался звонок в дверь. Авраам быстро оделся и её отворил.
– Здравствуйте, товарищ! Сегодня день выставки…Пашка, Федька, забегайте, – входя в квартиру, начал диалог Смирнов.
– Здравствуйте, Александр Михайлович, а что, собственно, происходит?
– Голубчик, сегодня день выставки. Вы должны были знать… Быстрее ребята.
– Вы даже меня не предупредили! – обозленно внутри, но твердо снаружи проговорил Андреевский.
– Вас должны были оповестить. Разберемся! Собирайтесь, сейчас товарищи вынесут ваши работы.
«Разберемся» – любимое словечко бюрократов. Все смешалось в душе Авраама. Он уже ничего не понимал и не ощущал.
Спустя мгновение Андреевский оказался в типичном нововозведенном советском музее. Многочисленные граждане заполнили выставку. Авраам находился душой и телом в другом пространстве, в другом времени, среди других людей, но все же ему приходилось выслушивать глупые представления об искусстве среди псевдозаслужанных деятелей. Разговоры с представителями партии, разговоры с пролетариями, разговоры с советскими товарищами все это доходило до внутренней тошноты Авраама. После выставки сложилась окончательная картина восприятия Андреевским СССР.
– Не могу и не хочу! – решил Творец.
Картины по мнению высших чиновников отдавали космополитизмом и развращали умы советских людей. И все же они разрешили Андреевскому представлять Советский Союз на мировой арене живописи. Авраам пришёл домой совершенно опустошенный, и успел только сорвать с себя пиджак, и бросить его в сторону ванной комнаты, затем стянуть галстук, и упасть на кровать, но эту ночь сюрреалист не забудет никогда.
Ἀργοναύται
Белоснежные суровые холмы окружили взор Авраама. Серые громадные фьорды виднелись вдали. Легкий снег таял на лице художника. Поднявшись, Андреевский пошел тихими шагами. Воздух был очень влажным и ледяным. Сердце замирало, а его тело было одето в длинную рубашку синего цвета. Кусок темной медвежьей шкуры свисал с его плеч. Телосложение изменилось, а подойдя к горной реке он увидел свое отражение и не поверил своим глазам. Авраам превратился в высокого, крепкого, белокурого мужчину с двумя небольшими шрамами на лице и изумрудными глазами.
– Эй, Сигурд. Что ты там делаешь?! Дичь сама себя не поймает! – буквально рыча, прокричал какой-то высокий мужчина с огромной рыжей бородой.
– А, да, секунду. А где мы? И кто ты? – ответил Авраам.
– Что с тобой брат? —огорчившись, мужчина подходил все ближе и ближе к творцу.
– Брат?
– Эййй, Даг, Роло, сюда!
Через несколько минут показались ещё два невысоких, но крепких мужчины одетых в похожую одежду.
Это Скандинавия! В этом нет сомнений, но как? Ведь я не знаю языка? Ииии… Время! Почему мы с топорами и в странной одежде?
– Ты какой-то задумчивый Сигурд! – прокричал невысокий викинг с длинной белой косой.
– Локи шутит с нами, ребята! Это точно Сигурд? Давайте отведем его в дом вечных пиров.
– Стойте! Вы викинги? – дрожа, спросил Авраам.
Все трое резко засмеялись, а затем побежали с ревом в сторону «Сигурда». Они связали художника, и надев мешок на голову, потащили его в дом. Темные нитки были видны глазам художника. Авраама терзал первобытный инстинктивно понятный страх, но все же он был сосредоточен на обонянии и прочувствовал каждый шаг викингов. Аромат хвои, моря и скандинавских льдов творили ему картину действительности. И вот крайним запахом в этом видимом путешествии стал аромат меда, крови, мяса и костра.
– Это Сигурд, зачем вы его связали? – выхватывая топор, первым делом заорал на весь зал мужчина.