И они отправились вверх по теченью дороги, держась за руки, как детсадовская парочка. В лёгком облачке страсти.

Пока течением их ни прибило сесть на придорожную жёлтую скамейку в глубине улицы, создававшей изобилием зелени девственно деревенский микроклимат.

В воздухе стоял густой цветочный запах и мягко обнимал их нежно развивающимися по ветру ароматными руками.

Над их головами с полу романтическим уклоном колыбельно дрыгались листья роскошно огромной черёмухи со свисающими гирляндами пахучих ветвей.

После того, как первый приступ страсти выпал в осадок поцелуев, Кассандра принялась подкармливать его россказнями про домашних, про незатейливые неурядицы и их блистательные развязки, греша, правда, стилем брачных объявлений. Затем перешла к развёрстке расклада про бывших своих мелкоуголовных любовников, постепенно перейдя к нынешнему блуждающему любовнику, по словам её, имевшему жену и ребёнка.

На дорогу, вдруг, выехала чёрная машина с неоновой подсветкой снизу и фарами вырвала их из мягких объятий полутьмы.

– Это он! – возбужденно вскинулась Кассандра.

И заметалась, как перепуганный страус на гололёде, судорожно пытаясь спрятать голову в песке, которым его посыпали. Но лишь судорожно долбила лёд клювом.

– Ах, нет. Не он! – облегчённо вздохнула Кассандра, когда машина с шумом проехала по её страхам.

– Тебя пугают машины с неоном?

– Только с оном! – улыбнулась та.

– Ничего глупее и придумать надо было! – стебанулся Банан и закурил.

Кассандра, вдруг, замерла. Посмотрев на невероятно расширенный, словно при осмотре окулистом, выпуклый глаз неба, тревожно сверкающий тысячью своих зрачков, в недоумении уставившихся на них сверху. Невозможно красивая и бледная, словно статуя из белого мрамора в лунную ночь.

– Знаешь, – загадочно произнесла Кассандра, – иногда мне почему-то кажется, что в небе больше души, чем во мне самой!

Банан посмотрел из тесного батискафа своей закомплексовки в огромный иллюминатор неба и увидел там то же, что и всегда: звезды игриво ему подмигивали.

– Души, ни души, а души неба своей душой ни задышать, ни задушить! Небо надо держать здесь, – усмехнулся он, проткнув указкой пальца её сердце, как шашлык, – а не на небе. У тебя нездоровое воображение.

– Мне это уже говорили, – произнесла Кассандра с дешёвым налетом таинственности в голосе. Лёгкий темпераментный ветерок ласкался к её губам.

Банан отогнал его и продолжил его работу.

– У тебя есть сигарета? – спросила Кассандра, когда он закончил свою от’чайную церемонию.

– Ты же сама последнюю скурила.

– Как? У тебя нет сигареты? Ничего себе! Я хочу курить, а у тебя нет сигареты! – но тут же улыбнулась. – Да, у меня бывают такие приступы. Один раз на коттедж поехали, – начала она отрабатывать притчей. – Ну, с подружками. Они меня и взяли. С ними мальчишки были на двух машинах. Попили, повеселились. И вдруг среди ночи мне гамбургеров захотелось. Хочу и всё! Я давай мальчишек доставать: дайте, мол, гамбургеров и всё тут. А они говорят… А мы на побережье были. Знаешь, недалеко от станции спутниковой связи? Они говорят: где мы, мол, тебе посреди ночи-то гамбургеров достанем? Меня уже подружки давай успокаивать. А я хочу и всё!

Банан делал вид, что глотает эту жвачку.

– Сколько времени? – спросила Кассандра, наконец-то прикончив жеванину.

Часы показывали ей кучу времени.

– Ну, что, пойдём, проводишь меня. А то мама волнуется, когда меня долго нет.

И они поднялись с лавки.

– Ну, давай, поиграем в игру,

Я уверен, правил не надо,

Ты будешь сочной травой,

Я буду – голодное стадо… – снова затянул Банан, когда они подошли к башне, на вершине которой Кассандра прожигала свою лучеза