Я кивнула. Это было довольно исчерпывающее описание механики бытия.

– Тропа, которой ты следуешь сквозь собственное воображение, и миры, в которых ты оказываешься, определяются конечной точкой пути. Эта точка всегда находится где-то в пространстве, кроме одного случая.

– Когда она находится в оборотах? – спросила я. Это была потрясающая идея.

– Точнее, в Обороте, – поправил он.

– Но что происходит, когда ты достигаешь этой точки?

– Твое бытие трансформируется. Ты принимаешь определенную ментальную форму, из которой назад пути уже нет. Ты застываешь. Но и это не все. Вместе со свободой формы ты теряешь способность… или, точнее, желание, ведь это одно и то же, перемещаться сквозь пространство самостоятельно и занимаешь позицию вне, двигая вместо себя все остальное. Вращая, если позволишь.

– Значит ли это, что обороты, или Оборот, из-за которого происходят изменения, обладает сознанием?

– Разумеется. Сознаниями даже. Конечно, не я один в ответе за все изменения во всех местах, это была бы слишком тяжелая ноша. Только за те, что вокруг меня. Здесь. Ничто в мире не механично, знаешь ли. Если тебе кажется, что что-то работает «само по себе», то это от того, что ты недостаточно знаешь. Все обладает сознанием. Просто очень разным.

Это было справедливое замечание. Я поднесла тарелку к глазам. Она походила на глиняное солнце.

– А как велика твоя зона? Когда ты вращал обороты в этой комнате, двигался ли мир снаружи?

– Может быть, – сказал он туманно. – А может, и нет.

Я подождала еще немного, но старик молчал. Тогда я решила проверить сама. Сжимая тарелку в руках, я вышла на улицу. Пылающий фрагмент светила все так же висел в позе заката. Я протянула руки к небу и заслонила солнце тарелкой. Оранжевый свет обрамлял края. Я медленно прорулила ее направо, но это ничуть не повлияло. «Должно быть, солнце совершило круг и вернулось обратно в начало», – решила я. Совершило цикл. Удовлетворенная этим объяснением, я возвратилась в прохладный тупик.

– Солнце вращает. Оно не меняется, – сказал старик. – Звезды неподвижны. Они оборачивают планеты, как тарелка – комнату, и все меняется. Кроме них. В этом и заключается их идея.

– Но этот город остановился. Почему?

– Здешней звезде наскучило вращать. Она устала, – мысленно вздохнул старик. – Или он… – добавил он едва слышно.

Я положила тарелку на пол и подошла к изображению на стене.

– Это ты, да? Ты звезда?

Он мысленно кивнул.

Я смотрела на линии, составляющие его лицо, эти вены древних стен, вблизи как пересохшие русла рек. Его мечта обратилась в капкан. Он был скован опасным знанием и был обречен навечно оборачивать события без возможности вернуться в их ход, стать их частью. На фоне глубины его трагедии мои печали казались миниатюрными.

– То есть ты на самом деле там, в небе? А эта картинка? Что это?

– Наоборот. Картинка – это я. А в небе – пылающий шар. Он обозначает, что я здесь. Его легко вращать. К тому же он светит и обогревает. Это очень удобный аксессуар. Многие звезды используют такие шары. А физическую форму каждый из нас выбирает себе сам, по настроению. Физическое – оно не ментальное. Оно всегда проще. Одни звезды предпочитают цвести фазой в расступающихся неглетах аутиков, другие состоят из воды, из волокон, из чистого цвета. Я вот – изображение на стене. Форма не важна, важна функция.

– А что испытывает этот шар, когда его вращают? На что это похоже?

– Я не знаю. Меня никто не вращал прежде. Среди звезд это дурной тон. Ты хочешь попробовать?

– Я?

– Конечно. Я могу провернуть тебя несколько раз, а ты расскажешь, каково это. Мне интересно. На самом деле. Я давно уже не испытывал любопытства. Очень давно. Ну, так что скажешь?