– Это ты нарисован?

Голос утвердительно засмеялся.

– Давно тебя не было, да, – повторил он.

– Меня вообще не было здесь, – ответила я нарисованному старику.

– Здесь ты права. Тебя не было и не будет, – уверенно произнес он.

– Но разве это не грустно? – спросила я.

– Это не грустно. Это удобно. И странно, конечно, тоже, – ответил он.

Я задумалась над его словами. В них определенно был сокрыт некий двудонный смысл.

– Я видел тебя в тумане, – сказал он. – Но на тебе тогда не было капюшона. Ты его выдумала?

– Да, – ответила я и рассеяла капюшон.

– Это интересно. А имя у тебя есть?

– Нет.

Картинка изменилась. Оба глаза теперь смотрели на меня, добродушно прищурившись.

– Прости, – сказал он, – я задаю слишком много вопросов. Ты, наверное, тоже хочешь что-то спросить?

– Есть здесь кто-нибудь еще?

– > ~~, – ответил он.

– >?

Он умственно пожал плечами.

– Не знаю. Я не обратил внимания. Может быть, на выход. Дальше.

– А где выход?

– Зависит от того, где твое «дальше». Отсюда много выходов.

Я прислонилась спиной к стене и сползла по ней. Положив подбородок на руки, я села в углу, обняв колени. Колкая грусть вернулась в душу. Я понятия не имела, где мое «дальше».

Мой взгляд упал на предмет, лежащий на полу. Он был похож на круглую глиняную тарелку древнего вида.

– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что такое обороты? – спросил старик. Это был один из тех простых вопросов, на которые нелегко ответить.

– Это когда за одним событием следует другое. Происходит оборот.

– Можно и так сказать, – усмехнулся он. – А когда оборот заканчивается, что с ним происходит?

Мне показалось, что тарелка шевельнулась.

– Он возвращается. Оборачивается, – сказала я, не отрывая глаз от тарелки.

– Хорошо. А между одним оборотом и другим, следующим например, есть разница?

Этот вопрос был лишен всякого смысла.

– Нет. Наверное. Это может быть тот же самый оборот даже. Не знаю. Он, может, возвращается, а то, что следующий наступает, это только видимость.

Я никогда не думала об этом прежде. Мой ответ, однако, произвел впечатление на старика.

– Ты молодец, девочка, – сказал он. – А теперь скажи мне. Если это тот же самый оборот, можно ли им управлять? Можно его оборачивать, как тебе захочется?

– Должно быть. Если материя поддается искажениям, то обороты, вполне возможно, тоже.

Странно, что это не приходило мне в голову раньше.

– Смотри, – сказал он, и тарелка медленно закрутилась. Стены и пол вокруг поплыли, искажаясь, завихряясь, меняясь.

– Обороты Ускорялись-

Я замерла, ошеломленно созерцая. Руки мои зачесались, я поднесла их к глазам и увидела, как капилляры паутинились, перестраиваясь, возводились и опадали молекулярные мосты. Все пришло в движение. Лишь один фрагмент реальности оставался статичным: бородатое ухмыляющееся изображение.

– А почему ты не меняешься? – спросила я, осознав вдруг, что так и не спросила его имени.

– Потому что я – тот, кто вращает. Так всегда бывает, – ответил он. Его голос свиристел нитью среди происходящего хаоса.

– Это очень просто – вращать обороты. Нужно только правильно все придумать. Но даже если бы я и хотел рассказать тебе палитру и правила, то не смог бы. Это знание не передается. Ни кластером, вообще никак. Да и ни к чему тебе это. Великая жертва сопутствует такому знанию. Однажды поняв скрытую простоту, уже невозможно насладиться течением сложности, этим загадочным фильмом вокруг. Если ты знаешь, как обратить падение лепестков вспять, если видишь отчетливо, что ничто никуда на самом деле не падает, а только так кажется – уже не отдаться этому зрелищу на всю. Неведение зачастую блаженно, если правильно с ним обращаться.