Лика оделась и ушла к себе. Он может проснуться, увидит её такую рядом, и… Что «и», она не знала. Но этого «и», любого, она не хотела.

Назавтра рано утром Якубовская улетела в Питер. Сибирь проводила гостью ясной солнечной погодой. У трапа самолёта щурился от яркого солнца молоденький питерский стюард.

– Даже не хочется отсюда улетать, – почему–то поведал он доверительно Лике. – Надо же, настоящее бабье лето!

А когда приземлились в Санкт–Петербурге, там накрапывал дождь, в колыбели русской революции было сыро и противно. На этом Ликино бабье лето кончилось.

Дома в Питере каждое хмурое утро она уезжала на трамвайчике в библиотеку – собирать материал для лекций, как велел научный руководитель. Возвращалась поздно. Мама всё время спрашивала: «Там хороший буфет?» Лика рассеянно отвечала: «Хороший». Как–то мама спросила: «А там холодно?» Лика, не задумываясь, подтвердила: «Холодно».

Глава 5. Заграничная любовь

Профессорский внук позвонил ей только через пять недель – узнать, как дела. Голос в трубке звучал как–то необычно… близко что ли. Совсем–совсем рядом. Лика этому удивилась. Но он её просветил: ничего необычного, международный звонок, всегда такая слышимость.

– Влад, а ты сейчас где? – спросила она.

– Типа тут… отдыхаю, – ответил он.

– А поконкретнее…

– На Кипг’е.

– Ах да, и как же я забыла, – ехидно заметила Лика. – Поздравляю тебя с убедительной победой на выборах. На очередных.

– Это не ко мне, – возразил Влад, – а к новому главе региона. Могу дать адрес для поздг’авительных телеграмм.

– И как там, на Кипре, погодка? – спросила Лика. – С утра, наверное, шёл дождь?

– Не знаю, – ответил он. – Я из гостиницы редко выхожу.

– Что так? – спросила Лика. – А как же пляж и сопляжницы? Там ни одной приличной что ли?

– Лика, давай не будем попусту тг’атить вг’емя, – вспылил он, – В таком ключе общаться глупо.

– У меня времени навалом, – соврала она и плаксиво попросила:

– Влад, пожалуйста, поговори со мной ещё.

– Лика, да я по телефону ненавижу разговаг’ивать.

– Неправда, – возразила она. – У тебя такая штучка с наушником почти всегда была в ухе, тебе постоянно звонили, и ты постоянно общался.

– Нет, это пг’авда, – стоял он на своём. – Я отвык по телефону болтать – пг’осто так, не по делу. У меня пг’облемы с таким общением.

– Ладно, – сказала Лика. – Не буду усложнять тебе жизнь.

– Скажи мне, у тебя же нет загранпаспог’та? – спросил он.

– Хочешь вызвать меня к себе в номер по важному делу? – сразу догадалась Лика.

– Если нет паспог’та, тебе его сг’очно сделают, – не обращая на это внимания, продолжил он, – в пг’едставительстве нашего региона в Москве. Лика, тебя устг’оят в гостиницу, пг’ивезут в пог’т, посадят в самолёт. Я обо всём договог’ился. Здесь я встг’ечу с белыми розами, встану на колени, всё что пожелаешь. Никаких своих денег не надо. Тебе надо только из твоего Ленинграда добг’аться до пг’едставительства в Москве, и это всё, что от тебя тг’ебуется. Ты можешь сейчас взять ручку?

Лика ничего не ответила.

– Лика, тебе нужно записать адг’ес и кабинет, где тебя будут ждать. Российский паспог’т у тебя на руках?

– Нет… – сказала Лика, чувствуя, как на глаза навернулись слезы.

– Что значит, нет? – рассердился Влад. – Лика, куда ты его дела? Где твой российский паспог’т?

– Нет, Влад, я никуда не поеду, – пояснила Лика, и сразу в трубке образовалась какая–то беззвучная космическая пустота. Надолго. Потом там, в этой далёкой и невыносимой пустоте, с оглушительным звоном открылась и опять захлопнулась стальная крышка «зиппы». Лика вздрогнула.

– Влад, я же слышала, ты совсем недавно курил, – укорила она. – И опять куришь.