– Знаешь… Во-первых, я считаю, что ты уже показал свою пользу для нашего города, а времена тяжелые, нам каждый толковый человек не помешает. И во-вторых, мне с тобой просто интересно. Чем-то ты даже напоминаешь меня в молодости… Завтра утром мы прибудем в Совет старейшин, а сегодня для тебя сошьют приличествующую этому случаю одежду: не в твоей же пятнистой хламиде туда идти.

– У меня еще есть…

– Нужно соответствовать. Все-таки у нас в городе любят хорошо одетых.

– «Встречают по одежке, провожают по уму» – так говорят у нас.

– Правильно говорят. Нужно, чтобы они твой ум разглядели. Ладно, отдыхай, ты заслужил отдых.

– Ханно, а нет у тебя чего-нибудь, на чем можно писать? Желательно, чтобы стоило это недорого.

– Я попытаюсь кое-что придумать.

Ханно подозвал Кайо, и тот вскоре принес мне вощеных дощечек и стилус, а также свиток пергамента, бронзовую чернильницу, брусок чернил и стебель какой-то травы.

– Кайо покажет тебе, как пользоваться стилусом, как делать чернила и как писать. Только учти: пергамент дорогой и у нас его мало. Папирус мы покупали в Египте, но теперь мореплавание стало небезопасным, и мы его практически не видим. Так что, пока можно, пользуйся дощечками. Записи можно стирать, Кайо тебя научит.

– Чем писать у меня найдется, Ханно, – улыбнулся я. – А вот за дощечки спасибо. Есть у меня кое-какие задумки, хочу попробовать сделать чертежи. И, кроме того, хотел бы наконец-то выучить ваш алфавит. Мне известен алфавит, которым пользуются… – Я хотел сказать «евреи», когда вспомнил, что и у них в этом времени алфавит был сродни финикийскому, а то, что сегодня считается еврейским алфавитом, на самом деле арамейский. – Которым пользуются арамейцы.

– Тогда ты сможешь очень быстро научиться нашему. Вот смотри…

И вместо отдыха я получил урок пунического правописания, а также выучил кое-какие слова.

А потом Ханно неожиданно спросил:

– А у вас, русских, есть письменность?

– А как же. – И я написал «Ханно», пояснив, что именно изобразил.

– Похоже очень на то, как пишут греки.

– А мы свою письменность и создали на основе их алфавита. Точно так же, как они создали свою на основе финикийского.

– Подозревал, но не знал, – усмехнулся Ханно. – А теперь…

Но пришел портной снимать мерки для моей новой одежды, и наш разговор закончился. А после этого мы репетировали мою благодарственную речь для Совета старейшин, и Ханно приятно удивился, когда я в конце начал более или менее понимать тот простой текст, который он мне написал, и даже вносить кое-какие изменения.

На следующее утро я разоделся в пух и прах по последней карфагенской моде. На мне было нечто вроде платья, или арабской кандуры, сделанной из дорогого красного материала, похожего на бархат, а сверху – что-то типа кардигана из подобной же ткани, но с вышивкой и длинной нашитой полосой цвета индиго. На ногах у меня были кожаные сандалии с нашитыми бронзовыми бляшками. Я был похож на павлина, но что поделаешь, нужно было произвести впечатление на городских старейшин.

Ханно все сокрушался, что у меня не было бороды, но я ему сказал, что мне и так хорошо: ну не нравятся мне бороды и усы. Пробовал один раз отпустить их в университете и понял, что это не мое.

Зал Совета старейшин оказался богато украшен: статуи, мозаики, фрески – все весьма искусной работы. В одном его конце находилось нечто вроде сцены с полом из красного порфира, там стояли столик прекрасной работы и что-то вроде высокой пепельницы, а перед сценой амфитеатром шли вверх резные кресла старейшин. Место Ханно было в первом ряду. К каждому креслу прилагался столик с табуреткой, на которой сидел секретарь. Я ожидал увидеть Кайо, но там сидел незнакомый пожилой человек с бородкой.