Это была не стройка. Это был акт творения. Творения наоборот. Я ходил по территории, наблюдая, как мои чертежи, мои безумные идеи обретают плоть и кровь. Иногда ко мне присоединялась Лилит, и мы часами обсуждали детали – какой оттенок красного лучше подойдет для «Комнаты Гнева», какую музыку подобрать для «Сада Забытых Желаний». Она была полна энтузиазма, ее глаза горели тем же нездоровым огнем, что и мои. Мы были двумя безумными демиургами, лепящими свой новый, несовершенный, но такой притягательный мир.

Иногда я видел, как за нами наблюдает Носорог. Молча, с непроницаемым лицом. Он не понимал наших разговоров об искусстве и трансгрессии. Но он понимал язык силы. И он видел, как на его глазах из пыли и бетона рождается нечто огромное, нечто, что уже сейчас начинало подчинять себе все вокруг. Моя воля, помноженная на мои деньги, творила чудеса. Или чудовищ. Время должно было показать.

А телефон Вика Холлоуэя молчал. Но я знал – это затишье перед тем, как очередной «проклятый» постучится в двери моего Карнавала.

Глава 6

Телефон Вика Холлоуэя, разумеется, зазвонил. Через три дня после моего визита в тот клоповник, который он называл своим любимым баром. Голос в трубке был трезвым, на удивление, и лишенным всякой надежды, что делало его почти идеальным для той роли, которую я ему уготовил. Он не задавал вопросов. Он просто сказал: «Я готов узнать, насколько глубока эта кроличья нора, Коулман». Добро пожаловать в команду, Вик. Твоя печень получает отсрочку. Возможно.

«Торжественное Открытие» – так Лилит, с присущей ей театральностью, назвала наше первое мероприятие. Хотя слово «торжественное» здесь подходило так же, как фрак – свинье. Это был, скорее, генеральный прогон Апокалипсиса для своих. Приглашения – если можно назвать так зашифрованные сообщения, переданные через третьи руки или оставленные в виде черных конвертов без обратного адреса – получили человек пятьдесят. Отборный сброд. Финансовые воротилы с такими скелетами в шкафах, что хватило бы на целый палеонтологический музей. Полузабытые рок-звезды, чья печень уже давно превратилась в карту звездного неба от количества выпитого и употребленного. Художники, чьи инсталляции запрещали к показу даже в самых либеральных европейских галереях. Пара-тройка наследников многомиллионных состояний, страдающих от такой экзистенциальной скуки, что готовы были продать душу дьяволу за пять минут неподдельного ужаса. И, конечно, несколько «друзей» Лилит – существ неопределенного пола и рода занятий, чьи глаза светились тем же опасным огнем, что и у нее.

Правила вечера были просты, как инструкция к молотку: никаких правил, кроме тех, что устанавливаю я, Артур Коулман, ваш скромный бог и повелитель этого конкретного фрагмента реальности. Мобильные телефоны и любые записывающие устройства изымались на входе людьми Носорога – вежливыми, как могильщики, и такими же неотвратимыми. То, что происходило в Карнавале, должно было оставаться в Карнавале. По крайней мере, до тех пор, пока я не решу иначе.

Карнавал встретил их ревом музыки, от которой вибрировали внутренности, и светом, который пульсировал, как больное сердце. Мы открыли только три зоны. Первой был «Храм Забвения» – бывший сборочный цех, превращенный Лилит в готический собор рейва. Под гигантским куполом, где раньше собирали ракеты, теперь бился первобытный ритм, а стробоскопы выхватывали из темноты извивающиеся тела, лица, искаженные экстазом или чем-то похуже. Воздух был густым от пота, дорогих духов и едва уловимого запаха озона – Лилит настояла на установке каких-то хитроумных ионизаторов, утверждала, что это «усиливает восприятие». В специальных альковах, скрытых за тяжелыми бархатными портьерами, подавали напитки, от которых реальность начинала плавиться по краям.