Он поднял на меня тяжелый взгляд. Глаза красные, как у кролика-альбиноса, но с остатками того самого хищного прищура.

«Коулман… – прохрипел он. – Не припомню. Если вы по поводу долгов, то я уже продал почку. Осталась только печень, и та, боюсь, неликвид».

«Я не по поводу долгов, Вик. Я по поводу будущего. Вашего будущего».

Он усмехнулся. Звук был похож на скрежет ржавого металла. «Мое будущее? Оно уже наступило. Сидит передо мной в виде очередного стакана бурбона, который я не могу себе позволить».

«Я могу это исправить, – сказал я. – И не только с бурбоном. Я строю одно место, Вик. Очень специфическое место. Для очень специфических людей. Людей, которым надоело это… – я обвел рукой убогую обстановку бара, – это все».

«Диснейленд для неудачников? Или очередной реабилитационный центр с песнопениями и принудительной йогой?»

«Скорее, анти-реабилитационный центр, – поправил я. – Место, где можно не лечить свои пороки, а наслаждаться ими. Где нет осуждения, только возможности. И где информация… – я сделал паузу, – информация тоже может быть товаром. Или искусством. Или оружием. Вы ведь когда-то умели обращаться с информацией, Вик?»

В его глазах что-то мелькнуло. Искра интереса? Или просто отражение неоновой вывески пивного бренда?

«Что вам нужно, Коулман?»

«Мне нужен летописец, Вик. Хроникер. Человек, который будет наблюдать и записывать. Без прикрас. Без морализаторства. Голую, неприглядную правду о том, на что способны люди, когда с них снимают все ошейники. Вы будете жить там. Никаких счетов. Еда, выпивка, любые… развлечения – за мой счет. Ваша задача – просто быть там. И писать. Для меня. Обо всем, что увидите. Обо всех, кого встретите. О себе, если осмелитесь».

Он долго молчал, глядя в свой стакан, словно искал там ответы на вопросы, которые боялся задать.

«Это какая-то секта? – наконец спросил он. – Или социальный эксперимент для богатого ублюдка с комплексом мессии?»

«Называйте это как хотите, – я пожал плечами. – Можете считать это вашим последним расследованием. Расследованием глубин человеческой натуры. С полным пансионом и неограниченным доступом к материалу. Или можете оставаться здесь, топить свою печень в дешевом пойле и ждать, когда вас вынесут вперед ногами. Выбор, как всегда, за вами, Виктор».

Я встал, оставив на столе визитку с одним только номером телефона. «Если решите, что ваша журналистская совесть еще не окончательно растворилась в алкоголе, позвоните. Но учтите, такие предложения не повторяются».

Он даже не посмотрел на визитку. Просто сидел, ссутулившись, глядя в пустоту. Я был уверен, что он позвонит. Люди вроде Вика всегда звонят. У них не остается другого выбора, кроме как упасть еще ниже, в надежде, что там, на самом дне, окажется что-то мягкое. Или хотя бы интересное.

А стройка тем временем шла. «Промышленный парк Делано» преображался с пугающей скоростью. Бригады рабочих, нанятых Носорогом из тех, кто не задает вопросов и умеет держать язык за зубами, трудились круглосуточно. Гул строительной техники смешивался с ревом генераторов, создавая саундтрек к рождению моего монстра.

Бетонные коробки цехов обрастали причудливыми конструкциями. В одном месте вырастали стены «Храма Забвения», гигантского звуконепроницаемого купола, где, по замыслу Лилит, должны были проходить самые дикие рейвы и звуковые оргии. В другом – рыли котлован под «Озеро Нарцисса», бассейн с зеркальным дном и водой, подсвеченной так, чтобы каждый пловец видел только свое идеализированное отражение. Начали возводить «Лабиринт Искушений» – запутанную сеть коридоров и комнат, каждая из которых сулила уникальный опыт, от эротических фантазий до симуляции клинической смерти.