«Всем спасибо, все свободны. Карнавал окончен. Точнее, мой личный карнавал только начинается».

Я встал, оставив деньги на столе Хендерсона. На выходе из офиса я бросил свой пропуск в мусорную корзину с такой силой, будто заколачивал последний гвоздь в крышку гроба своей прошлой жизни. Свобода пахла не фиалками. Она пахла дорогим кашемиром, страхом в глазах бывших коллег и едва уловимым ароматом горящей пластмассы – так, должно быть, плавились их никчемные карьерные планы.

Первые дни после – это калейдоскоп. Деньги текли сквозь пальцы не потому, что я их тратил бездумно. Нет, инженер во мне требовал системы даже в хаосе. Я начал скупать то, что раньше казалось немыслимым. Не вещи. Вещи – это для плебса. Я скупал влияние. Закрытые двери. Молчание.

Нужен был лучший юрист в городе, чтобы уладить формальности с выигрышем и создать пару-тройку хитроумных фондов? Звонок. «Мистер Коулман, для вас – любые условия». Сумма с шестью нулями, переведенная на нужный счет, делала людей удивительно сговорчивыми. Их принципы становились гибкими, как позвоночник гимнастки.

Информация о заброшенных объектах, которые не светились в открытых базах данных? Пара «пожертвований» в нужные карманы городских чиновников, и вот уже на моем ноутбуке подробные планы бывших военных баз, закрытых промышленных зон, забытых богом поместий на отшибе цивилизации. Мой курсор порхал по картам, как стервятник, выискивающий идеальное место для своего гнезда. Гнезда, где вылупятся мои самые темные птенцы.

Я начал рисовать. Не акварелью на холсте. Я рисовал схемы. Блок-схемы переживаний. Чертежи эмоций. Инженер во мне не умер, он просто переквалифицировался из создателя мертвых механизмов в архитектора живых кошмаров и извращенных удовольствий. Мой «проект» обрастал деталями. Это не будет просто место для вечеринок. Это будет лаборатория. Исследовательский центр по изучению пределов человеческой низости и высот запретного наслаждения. Мой личный Диснейленд для падших ангелов.

Я искал место. Огромное, чтобы хватило размаха. Уединенное, чтобы крики не достигали ушей праведников. С определенной атмосферой. Что-то с историей. Что-то, что уже было сломлено, изнасиловано временем и забвением. Чтобы моя новая реальность легла на эту почву, как ядовитый плющ на руины старого храма.

И я чувствовал – оно где-то рядом. Ждет меня. Как идеальный неотшлифованный алмаз ждет своего ювелира. Ювелира с очень специфическими инструментами.

Глава 3

Мои поиски идеального холста для картины апокалипсиса в миниатюре привели меня в такие уголки Америки, о существовании которых приличные люди предпочитают не знать. Места, где карты Google Maps стыдливо показывали размытые пятна, а единственными живыми душами были койоты и призраки бывших надежд. Я осматривал заброшенные шахтерские городки в Аризоне, где дома скалились пустыми глазницами окон, а ветер свистел в проржавевших трубах похоронный марш по американской мечте. Изучал планы обанкротившихся парков развлечений во Флориде, где ржавые скелеты американских горок тянулись к небу, как костлявые пальцы утопленников, а выцветшие клоуны на облупившихся вывесках улыбались улыбками серийных убийц. Посещал старые военные бункеры, вгрызшиеся в скалы Монтаны, где воздух был спертым от десятилетий паранойи и ожидания ядерной зимы.

Все это было… близко. Но не то. Мне нужен был не просто распад. Мне нужна была структура, которую можно изнасиловать и переродить. Масштаб, который бы соответствовал размаху моих амбиций. И тишина. Оглушающая, всепоглощающая тишина, в которой могли бы вызревать мои самые громкие идеи.