– То есть ты утверждаешь, что пациент сам отравился? Таким образом, это не убийство, а суицид… Я верно понимаю?

– Ты с подозреваемым поговори. Но, думаю, этот самый Зиннуров покончил с собой после разговора с задержанным. Вообще, странные вещи про подозреваемого говорят. Он еще в отделе всех довести успел, один майор даже в окно выброситься пытался, да в раму не пролез: уж больно жирный.

– Упитанность всегда считалась признаком финансового благополучия и психического здоровья. Хотя сегодня дородные люди больше подвержены депрессии, чем менее тучные сограждане. Ты, например, не страдаешь от приступов меланхолии? – Жора посмотрел на толстяка.

– Только по одной причине: трупов в последнее прибавилось, а куклу я не могу закончить: подходящих кандидатов нет, тухлятина, да и только.

Борух вспомнил про странное увлечение товарища: тот уже несколько лет складывал по кусочкам куклу «Идеальной жертвы», как он сам ее называл. Не сказать, что Жору это удивляло: он уже десять лет собирал портрет идеального убийцы, пускай и психологический, отбирая слова и жесты у кандидатов. Борух полагал, что так сможет приблизиться к разгадке смерти. В жизни идеальных убийц он пока не встречал.

– Окажись я на твоем месте, то подошел бы к вопросу прагматично. Если бы мне не хватало тел, я бы убил кого-нибудь. Ты не думал об этом?

– Да нет уж, я дождусь, пока ты сыграешь в ящик, – широко улыбнулся патологоанатом. Жора вежливо кивнул, но не нашелся что возразить.

– До завтра, выбирайся в бар, хоть побеседуем. Или у тебя на вечер планы? – сказал он, ударил врача по плечу и, не дожидаясь ответа, вышел в шершавый коридор, наждачной бумагой натиравшей глаза.

Выйдя на улицу, Борух закурил, достал телефон и позвонил Ильясу Летописец уже ждал его в баре. Жора сел в машину и через полчаса остановился у заведения, спрятавшегося в узком переулке. Психиатр припарковал машину и спустился в подвал.

– Добрый день, Ильяс, – сказал психиатр и уселся напротив друга, успевшего вылакать треть бутылки. Психиатр провел по грубой поверхности стола, дерево жалило ладони занозами. – Я вижу, ты сегодня без тормозов. Заливаешь тоску или ищешь вдохновения?

– И то, и другое, – рассмеялся собутыльник. – Когда пропадает вкус к жизни, налегаешь на аперитивы. Ну рассказывай, что у тебя с самоубийцами?

– Знаешь, я почти физически ощущаю, как люди подходили к суициду, стоит мне прочитать описание вскрытия. Так, увидел сегодня, как кончился режиссер Бражников. Об этом в новостях пока не говорят, но патологоанатом поделился по секрету. Думаю, за такой материал Милан глотку бы перегрыз, но я – молчок! Ты меня не выдашь?

– Бражников – тот, что учился в нашем университете, а потом перевелся во ВГИК?

– Да-да, он я самый. Я четко разглядел в черно-белой раскадровке: Сеня проснулся с тяжелой головой под звук заливающегося будильника, который показывал пять вечера. С трудом дотянувшись до телефона, он выключил аппарат и перевернулся на живот. Одежда была разбросана по полу, он не помнил, как добрался утром домой. Пачка сигарет оказалась под подушкой.

Сеня закурил и блаженно закрыл глаза. Ему подумалось, что он так и заснул бы: пусть земля остановится и случится землетрясение. В этом было бы лучшее оправдание, чтобы не начинать новый день.

Сеня подождал пять минут, бросил окурок в стакан с остатками вина. Апокалипсиса не приключилось: отряды инопланетян, шаманы майя и злодеи из «Доктора Кто?» остались глухи к его ненастойчивым молитвам. Парень сел на кровать. Последние лучи солнца пробивались сквозь тугие шторы, как немой укор с того света, который ждал его последние четверть века. Под подушкой затеребил второй телефон. Сеня достал трубку и услышал голос продюсера, который волновался, явится режиссер на премьеру или нет. Но Бражников послал продюсера, цитата, «На хуй», пожелав самому «разгребать это дерьмо», после чего выключил телефон, но и этого ему показалось мало: он швырнул трубку в стену, почувствовал легкое удовлетворение и наконец встал, подошел к окну и снова закурил. На подоконнике стояла чашка с заплесневевшей чашкой чая. Он вспомнил свое старое стихотворение: «За окном идет снег. Но мне так не кажется. Звезды кружатся где-то в другой, параллельной вселенной. Кружка чая на подоконнике остыла и заплесневела. За окном идет снег, звезды падают, и медленно здания рушатся». Затем отправился на кухню, заварил свежий зеленый чай, потом вернулся в комнату, вышел на балкон, вылил чай, чтобы распугать людей внизу, бросил кружку и пепельницы вниз и, когда все прохожие разошлись, выбросился.