Девочки слушали меня вполне охотно, и мне выделили больше часов для занятий. В результате приходилось всё больше заниматься самому, так как мои ученицы учили всё очень легко и быстро. И я был счастлив этим. Также я был весьма рад, что мне довелось заниматься с дочерью Кауфманна Д. и сыном профессора Боитуса. Все три способа обучения были совершенно отличны друг от друга, а я хотел свести их все в одно собственное искусство преподавания. И прежде всего выяснилось, что даже тугодумов можно исправить, если только вовремя начать.

Через некоторое время мне довелось стать в Галле учителем и со-воспитателем дочерей умершего главы городского совета Гольдхагена. Здесь мне также пришлось несколько модифицировать своё преподавательское искусство. Таким образом, за три года я получил превосходный опыт.

Ещё будучи в Берлине, я улучал время для поездок по стране, чтобы пополнять свои знания в школьной и воспитательной работе. А в Галле я стал заниматься этим ещё более активно и близко познакомился с такими людьми как Зальцманн, Кампе, Трапп, Рохов, (Бекер) и т. д. Я обсуждал с ними их методы, высказывал свои соображения и знакомился с их теориями.

Наконец, меня пригласили в одно семейство в итальянской Швейцарии для воспитания старшего сына и наследника дома фон Салис по имени Геркулес. Я отправился через Росток, Гамбург, Дюссельдорф, пересек Рейн, посетил Пфеффеля и вскоре после этого познакомился с Песталоцци и очень полюбил его «Лингарда и Гертруду»[13]. Все четыре части этой книги, несмотря на свой скромный подзаголовок «для (отцов и) матерей», имеют на самом деле гораздо более важное значение. Сам Песталоции не стал бы меня разуверять в этом.

Геркулес фон Салис оказался чрезвычайно развращённым мальчиком для своих семи лет. Его отец был ипохондриком настолько, что его вполне можно было бы назвать меланхоликом. Мать была довольно легкомысленной и имела весьма туманные представления о том, чем занят сын. Вообще о Геркулесе она заботилась мало, поскольку у неё было пятеро детей и ожидался шестой.

Его бабушка, женщина весьма сдержанная, сказала мне: «Я мало в этом понимаю, но чувствую, что если в ближайшее время у Геркулеса не появится воспитатель, мы потеряем мальчика!».

Дедушка и вообще не имел склонности к воспитанию, поскольку любил внука безмерно, баловал его, а главное – учил вещам, о которых мальчику вообще лучше было бы не знать, дабы сохранить сердце в чистоте.

В общем, достался мне маленький, болезненный, бледный, пузатый, лукавый пузырь, не имевший не только ума, но даже какого-либо понимания, ни желания учиться чему-либо, да ещё и полный страха передо мной, его учителем, ибо его дед весь последний месяц, если хотел чем-либо пригрозить, говорил ему:

– Вот, подожди, приедет господин Витте, он тебе задаст перцу!

Вдобавок ко всем этим прелестям малыш ни слова не понимал ни по-немецки, ни по-французски, по-итальянски же выражался весьма вульгарно. Он набрался всего этого от слуги, с которым общался постоянно и любил разговаривать на всякой тарабарщине.

Поэтому я поначалу почти совсем не понимал, о чём он говорит, а мальчик понимал меня и того меньше.

Однако наибольшим злом было то, что Геркулес верховодил над своими младшими сестрами и помыкал бедным чужим малышом, которого его дед привёл ему в товарищи для игр и который не имел никакой возможности ни ответить на обиду, ни даже, если бы и набрался храбрости, пожаловаться.

Найдя мальчика во всех отношениях испорченным, я сказал, что в первые три дня ничего не буду делать, но только – наблюдать.

Затем я добился у его родителей и бабушки с дедушкой согласия на беспрекословное послушание и на полное их позволение мне действовать с мальчиком таким образом, словно я его настоящий отец.