– Я верю вам, мессир, – проговорила обрадованная Ангелика Лесер.

– Вот и хорошо, – поднялся Тристан. – Я сообщу вам, где, как и когда вы сможете встретиться с этим человеком. Запаситесь несколькими днями терпения, а до той поры под любым предлогом избегайте сношения с вашим супругом.

– Я и на два фута не подпущу его к себе, не имея на то вашего дозволения, сеньор, – подобострастно заулыбалась прекрасная жена булочника.

Покинув дом с чувством до конца исполненного долга, Тристан вскочил на лошадь и, повернув на улицу Лирондель, направился в сторону Лувра.

Комната была вытянутой и имела три окна: одно глядело на север, два других – на восток. Сложив руки за спиной и опустив голову, вдоль длинной стены от одного окна до другого в волнении вышагивал король Людовик XI. Он в распашной робе с длинными разрезами спереди и с боков и в туфлях с заостренными, но недлинными носками. Голова его обнажена, шляпа с неширокими загнутыми внутрь полями и с невысокой тульей, обшитой иконками святых, лежит на стуле. Никакой роскоши ни в покоях, ни в одежде короля; скорее среднего достатка горожанин мерил комнату шагами, размышляя не то о налогах, не то о высоких ценах на фламандское сукно.

Король думал о том, как ему и дальше держать в узде непокорную и своевольную знать. Лига общественного блага, которую около пяти лет назад создали против него вечно недовольные родичи и сиятельные вельможи, сделала свое дело: Людовик пошел на уступки. Всей сворой они тогда накинулись на него, чуть было не побили при Монлери, пришлось скрываться в Корбее, потом в Париже, Конфлане и, наконец, в Руане. В результате Карл Бургундский получил проданные его отцом королю города на Сомме; своему брату король отдал Нормандию и уступил свои права сюзерена на Бретань и герцогство Алансонское; графу Сен-Полю пожаловали должность коннетабля. Остальные участники лиги – Франциск II, герцоги Бурбонский и Лотарингский, оба д'Арманьяка, графы Дюнуа и д'Альбре – получили пожалования в виде земель и прибыльных должностей. Но Бог уже распорядился в отношении приговора тем, кто мешал королю править, кого он считал предателем. Год назад Господь прибрал к себе душу бастарда Орлеанского; именно Он, а не враг рода человеческого, ибо граф Жан де Дюнуа все же был храбрым командиром времен прошлой войны с англичанами, соратником Орлеанской девы. Другого ренегата – кардинала Балю, лизавшего пятки герцогу Бургундскому, Франциску Бретонскому, брату короля и Эдуарду IV – Людовик засадил в клетку, в которой тот просидит целых одиннадцать лет. Ту же участь разделил с ним епископ Вердена Гийом д'Аранкур, не меньший изменник; кстати, он и придумал эту клетку. Брата Карла Людовик в апреле отправил в Гиень, подальше с глаз, отобрав у него Нормандию, – найдется кого одарить таким лакомым куском.

Король остановился у окна, устремив взгляд на острый шпиль церкви Сен-Жермен л'Оссеруа, потом посмотрел вправо на Бурбонский отель, закрывающий собой почти всю набережную от Лувра до площади Трех мэрий. Состроив недовольную гримасу, он повернул голову влево: другой отель – Алансонский – частично заслонял собою улицу Сент-Оноре и был окружен двух- и трехэтажными домами горожан.

Людовик снова зашагал вдоль окон, скрестив руки на груди, а потом одной рукой подперев подбородок. С главными он пока что разделался, теперь с остальными… Но тут он вспомнил, как едва не попал в плен герцогу Бургундскому, опрометчиво предложив тому встретиться в Перонне для улаживания мирных отношений. Но все обошлось, он чудом вырвался из лап своего троюродного брата и вот теперь размышлял, как отомстить за унижение. Но не только кузену – другим, тем, кто посоветовал ему отправиться в Перонну (Балю и Сен-Поль), а тем временем спровоцировал бунт жителей Льежа против власти герцога Бургундского. Кстати, как доложили ему через своих шпионов Оливье, а вслед за ним и Тристан, среди поджигателей бунта были и те, кто в свое время примкнул к лиге: герцог Лотарингский, Жан де Бурбон и Карл д'Альбре. Как-то надо их перессорить либо приблизить к себе подачками или брачными союзами. Неплохая мысль! А начинать надо с головы – Карла Орлеанского и Бурбона. Последнему неплохо бы отдать в жены дочь Анну; ей пока всего восемь лет, а ему… черт возьми, ему уже за тридцать. Ничего, зато этот в кармане, все же в супруги возьмет дочь короля. Впрочем, лучше будет, пожалуй, выдать ее за герцога Лотарингского. Вторую дочь, Жанну, выдать за… О, у этой пятилетней крошки, без сомнения, никогда не будет детей. Ну не получилась, вышла какая-то уродина, к тому же горбатая и хромая. Хромоножка… Господи, сколько уже этих Жанн-хромоножек! Так вот, она-то – самая подходящая пара для Людовика Орлеанского: пусть-ка после этого попробует оставить после себя наследника. Зато станет зятем, как и лотарингец. Вот и обезврежены двое. Однако самые сильные фигуры пока что не взять в клещи: братец, похоже, вновь что-то затевает, а к Карлу Бургундскому опять прибывают гонцы из Англии, Бретани, Гиени. Зачем?