Караван Ауэз Тынибеков, Абай Тынибеков

Всякая дорога в жизни человека, прежде всего, это путь человека к своему будущему и к самому себе, его путь к познанию своего характера, своих возможностей и их пределов, его путь к осознанию своей сущности и своего предназначения в жизни. Нет дороги, нет самого пути, нет пути, нет самого человека как личности, как особенного, неповторимого и уникального создания. Путь – это самый главный и возможно единственный шанс человека утолить свои постоянно нарождающиеся и все возрастающие интересы.

Каждый шаг человека, равно как и его поведение, с самого младенчества отслеживается и оценивается окружающими его близкими людьми и только со временем обретает свою истинную цену. Сперва, в силу малого возраста, он оценивается извне, родителями и домочадцами, но с годами, по мере роста человека и отдаления его от семьи, оценка родных людей, воспринимаемая им прежде как единственно значимой, вдруг перестает его удовлетворять, и он невольно начинает нуждаться в собственной оценке самого себя. Он начинает осознавать, что его обыденная жизнь в стенах отчего дома, либо обычные перемены в окружающей его обстановке не только не способствуют ему в самооценке и в самопознании, но даже не дают ему мизерной возможности существенно изменить мнение окружающих о себе, и тогда он делает свой первый и самостоятельный выбор: он выходит в дорогу и начинает свой путь, путь длиною в целую жизнь.

Дороги, какими бы они ни были – долгими или короткими, сложными или простыми, они всегда особенные и неповторимые для каждого путника и обязательно насыщены всевозможными открытиями, возбуждающими в нем невероятный интерес ко всему, что происходит с ним и вокруг него. Очень скоро он начинает по-настоящему понимать, что находиться в дороге – это не просто преодолевать какое-то определенное расстояние или проживать какое-то время, а пребывать в особом, новом и неизведанном прежде состоянии души и тела. И впервые он совершает истинное открытие для себя: дорога имеет более глубокое значение для каждого человека, нежели просто идти в даль, дорога есть путь духа и разума. Он выходит в дорогу с надеждой, что кто-то еще на земле в этот момент выходит ему навстречу и чувствует, что он не одинок.

Ту Доу пробудился от сильного сердцебиения в груди. Он, как всегда, лежал в излюбленной своей позе на животе, обхватив руками старый валик с набитой сухой травой, но ему почему-то впервые было плохо, что-то саднило в груди, и ему не стало хватать воздуха. Он не мог вдоволь надышаться. Упершись руками в ветхий тюфяк, он сперва вытянулся на них, подобно кошке или собаке, а затем стал медленно приподниматься, сгибая поочередно ноги в коленях и подтягивая их под себя, стараясь размять затекшую поясницу, при этом пытаясь глубже вдохнуть прохладной свежести, с недовольством оглядывая свою маленькую лачугу.

– Эй, И Ми, ты где? – свесив ноги с топчана, прохрипел он, растирая грудь.

Не дождавшись ответа, он вышел наружу. День только начинался своим бледным туманным утром. Потоптавшись на месте, прокашлявшись в кулак, посмотрев по сторонам, он вернулся обратно, вновь прилег на топчан, укрылся с головой старым стеганым одеялом и, позевывая, недовольно пробурчал: – Куда он в такую рань козу погнал? Ишь ты, обиделся. Да и я хорош. Зря вчера отругал его. Пусть лучше пораньше ее уводит и приводит, а то ищи их потом в темноте.

Весь день он проспал крепким сном. Вечером он пробудился отдохнувшим и не сразу понял, как долго он спал. Покосившаяся низкая щелястая дверь тихо поскрипывала на легком ветру. Ни сына, ни козы в жилище не было. О том, что уже опустилась ночь, он понял, выйдя наружу.

– Что за дела такие творятся? – оглядываясь в темноте, прошептал он.

– Эй, И Ми, ты что, прячешься где-то от меня? Хватит, – Ту Доу говорил нарочито громко, обходя вокруг свое жилище. Но нигде никого не было. Он в растерянности постоял перед дверью, пригнулся и вошел внутрь, зажег лучину, осмотрел топчан сына, заглянул в отгороженный угол, где обычно находилась коза, и вновь подошел к двери, прислушиваясь к тишине за ней. Он не мог понять, что происходит. «Странно все это. Я уже и не помню, когда я спал так долго и крепко. Да и сын всегда приходил задолго до заката», – крепко повязывая на голову черную ленту, размышлял он. Вскоре он уже шел в сторону маленькой речушки, что протекала в небольшом отдалении. Звездное небо висело низко над головой, тусклым дымчатым светом освещая землю, словно тонкой пеленой покрывая всю округу. Дойдя до воды, он остановился и громко позвал сына, всматриваясь в пологие берега. Нигде никого не было, и только легкое журчание небольшого ручья тихо нарушало царящую ночную тишину. «Да где же он? Только бы не к валу пошел. Только бы не к нему. Говорил же ему, чтобы никогда не смел туда подходить. Сколько раз говорил ему», – суетливо перейдя ручей, направляясь на север, теперь уже с нарастающим в душе страхом, думал Ту Доу, ускоряя шаг, временами переходя на бег. К полуночи, пройдя половину пути, тяжело дыша, он ненадолго присел на валун, утирая пот с лица и оглядываясь по сторонам. Ближе к рассвету, когда горизонт едва засветлел вдали тонкой полоской, он увидел перед собой высокий земляной вал. До него оставалось пройти всего пару сотен шагов, но вконец обессиленный Ту Доу остановился и опустился на траву, не сводя глаз с возвышающейся черной насыпи, уходящей дугой в южную сторону. Немного отдышавшись, он вновь поднялся и побежал к ней. Вскоре, сильно запыхавшись, он уже стоял перед глубоким, но не очень широким сухим рвом, за которым круто вверх уходила насыпь. Переведя дыхание, осторожно цепляясь за ветки кустов, он стал спускаться вниз. Здесь было гораздо темнее и холоднее. Вглядываясь то под ноги, то на вершину вала, он почти было перешел ров, как вдруг у подножья насыпи споткнулся обо что-то и упал, успев выставить перед собой руки. Быстро поднявшись, он тут же наступил на что-то мягкое, мгновенно ощутив через тонкую подошву старых сапог легкое скольжение. Затаив дыхание, он замер, всматриваясь под ноги. Его сердце заколотилось еще сильнее. Присев, он стал ощупывать руками то, что лежало перед ним. Это было небольшое, покрытое шерстью животное. С облегчением выдохнув, он переступил через него, но снова споткнулся и вновь упал. Что-то еще лежало перед ним. «Да сколько их тут?» – поднимаясь, зло подумал он и протянул к нему руку. Едва коснувшись пальцами того, что находилось перед ним, он резко отдернул руку. Это не было животным. Перед ним лежал человек. Ту Доу медленно присел, не решаясь дотронуться до него еще раз. Его сердце почему-то сильно защемило, затрудняя дыхание. «Нет!» – он мотнул головой, отгоняя внезапно возникшую страшную мысль, но в душе словно ледяным шипом с какой-то невероятной быстротой, будто укусила змея, пронеслось: «Да».