Мама просиживала в городской библиотеке дни напролет, изучая айнскую мифологию. И вот однажды ей предложили стать ответственной за секцию древней истории Сахалина и Японских островов. Символично, что именно благодаря этой должности мама познакомилась с папой. Конечно же, не без медвежьего участия. Но в этом случае спорить и правда сложно: папа окончил Университет нефти и газа имени не абы кого, а самого И. М. Губкина, да еще и с красным дипломом. И одному лишь медвежьему богу известно, зачем его понесло работать за тридевять земель от родного дома.

На мой взгляд, заниматься охраной труда и окружающей среды (да-да, вместо престижного факультета геологии и геофизики, до краев напичканного блатными детишками, папе пришлось довольствоваться факультетом комплексной безопасности) можно было и поближе к Москве. Не на одном же единственном Сахалине добывали шельфовую нефть.

Но из песни слов не выкинешь: амбициозный молодой специалист приехал покорять «красавицу» Оху. А вместе с ней и мою маму. Папа страсть как любил историю и был одним из двух посетителей вверенной маме библиотечной секции. И, в отличие от второго (редкостного брюзги), папа с благоговением слушал мамины лекции об айнах. Контрольным выстрелом в мамину голову стало его замечание о том, что она очень похожа на представительницу этой уникальной народности. Не хватало разве что традиционной татуировки – «улыбки» (которую, к папиной радости, мама так и не отважилась сделать). Этот сомнительный комплимент разбил мамину броню вдребезги, и она согласилась на свидание с папой, несмотря на то, что мечтала выйти замуж за чистокровного айна.

Мама с папой говорят, что их до сих пор тянет друг к другу, словно магнитом. А мне верится в это с трудом. Особенно когда они ссорятся. Случается это редко, но метко: мама не умеет сдерживать гнев, так что в ход идут все подручные средства, включая цветочные горшки и фарфоровые тарелки (последние швыряются в папу со снайперской точностью). Хотя, если родители в их-то возрасте все еще способны на эмоциональные фейерверки, может, это и правда любовь.

Куда хуже, когда людям становится глубоко плевать друг на друга, а они продолжают жить вместе. По привычке, как соседи. Это случай родителей Ники. Она сама рассказала нам об этом в туалете на прошлой школьной дискотеке, едва отдышавшись от очередного приступа рвоты. А ведь мы предупреждали, что мешать вермут с водкой – так себе идея. И хватит стрелять в меня укоризненными взглядами. Погоня за дешевым алкоголем перед тусовкой объединяет даже таких заядлых врагов, как мы.

«Ты скоро?» – от мамы. Елозить носом по сенсорному экрану в попытке ответить на сообщение не было никакого желания. К тому же я почти добралась до дома. Но звоночек тревожный: мама ни за что не стала бы дергать меня просто так. А значит, дело дрянь: у папы снова случилась паническая атака.

Мне кажется, что этот недуг свойственен умникам, к коим я со спокойной душой могу причислить своего папу. Человеческий организм не приспособлен к взаимодействию с мегамозгом, вот и противится его наличию в теле. А как еще объяснить тот факт, что большинство известных гениев были душевнобольными? Прав был Грибоедов. От ума одно только горе.

Дебют папиной паники пришелся на мое рождение: он так сильно боялся мне навредить, что чуть не лишился рассудка, когда взял меня на руки. Так самый счастливый момент в его жизни (скромности во мне хоть отбавляй) стал одновременно и самым печальным. Папу накрыл всепоглощающий страх, но уже не за мою жизнь, а за свою собственную. Его сердце, ухнув в пятки, стало отбивать ритм так сильно, что по всему телу вздулись вены. Рубашка насквозь промокла от пота. В глазах потемнело, стало трудно дышать. Мне сложно представить, каково ощущать все это в совокупности. Одно могу сказать точно: во время приступов на папу без слез не взглянешь.