«Интересно, а макака была он или она? Для тебя, Элинор, это имеет значение? Все равно уже не узнаешь», – с этими мыслями я и засыпаю.

Обычно я сплю без сновидений, просто проваливаюсь в небытие, а утром открываю глаза. Но так случается только в моей размеренной провинциальной жизни. Сегодня же впечатлений мне хватило с лихвой. А в таких случаях сны бывают разные. Иногда это цветные видения, сопровождаемые звуками. Совсем уж нечасто я чувствую прикосновения, дуновения ветра, прохладу воды.

Я даже не понимаю, проснулась или же нет. Ведь несколько раз до этого я то погружалась в тревожный сон, то вновь видела ночное окно моего купе и фонари маленьких станций, проносившиеся за ним. Все мешалось как в калейдоскопе.

Я чувствую, как пальцы касаются моей груди, нежно теребят набухший сосок, другая рука гладит живот, подныривая под не слишком тугую резинку трусиков. Это однозначно приятно.

Сперва мне кажется, что я сама ласкаю себя. Такое со мной во сне иногда случается. Я хочу остановиться, и у меня ничего не получается. Руки не принадлежат мне, они чужие, мои же нервно сжимают, комкают простыню подо мной. Тут я осознаю, что уже вся мокрая внизу, между слегка разведенных ног.

Я понимаю, что должна испугаться, но не боюсь. Ведь это сон. К тому же я ощущаю, что основательно завелась, чтобы думать трезво и проснуться окончательно. Руки неторопливо ведут меня к наслаждению. В их движениях я не ощущаю угрозы насилия, желания причинить боль. Мне кажется, что я приоткрываю глаза, но сон, полный запретных ощущений, продолжается.

В темноте рассмотреть удается немногое. На краю дивана сидит кто-то. Несомненно мужчина, да я и по его прикосновениям это понимаю. В темноте я могу различить только блеск его глаз да короткую бороду, на которую падает полоска изменчивого, призрачного света из-под неплотно опущенной шторки.

Поезд несется, раскачиваясь. Рука скользит ниже. Я с замиранием чувствую, как его пальцы нежно, легко проскальзывают во влажное расширившееся влагалище. Боже, что мне делать? Если это сон, то я должна проснуться. Если явь – надо вскочить, схватить насильника за запястья, остановить его, закричать, позвать на помощь. В моей голове мечутся подобные мысли, которые подсказывает мне здравый рассудок и воспитание.

Но чувствую-то я совсем другое. Мне не хочется ни просыпаться, ни останавливаться. Я ощущаю, как в самом низу живота постепенно нарастает волна. Он не спешит, чувствует меня, ведет, умело приостанавливается, а я уже поторапливаю, постанываю, не могу сдержаться, ерзаю.

«Он мне снится. Я играю сама с собой, – пытаюсь я найти оправдание своему безумию. – Сейчас кончу и проснусь. Не нужно искать объяснения и оправдания».

А мой ночной гость тем временем ищет совсем другое. Его рука выскальзывает из моих насквозь мокрых трусиков и принимается ласкать меня через кружева. Я ощущаю, как ногти проходятся по материи, и эти вибрации отдаются во мне дрожью. Я то слегка свожу, то раздвигаю ноги, начинаю двигаться в такт, который задают его движения. Рука замирает.

«Не останавливайся!», – хочется крикнуть мне.

В этот момент он вновь резко проникает в меня пальцами, второй рукой нежно касается клитора, ласкает его. Губы сжимают и отпускают отвердевший сосок. Ночной гость отлично знает женское тело. А ведь каждая женщина – это своеобразный «музыкальный инструмент» с множеством нюансов и техник. То, что можно сыграть на скрипке, не всегда исполнишь на фортепиано. Но этот плод моей фантазии – настоящий виртуоз. Чувствуется, что он способен играть на всем, что «издает звук».