Нет, это общение с классическим консерватором так сказалось на моем хрупком мозге! Их партия прилагает немало усилий для пропаганды безопасного секса. Да и профессия тут же дает о себе знать. В голове сам собой кристаллизуется радийный слоган социальной рекламы безопасного секса: «Даже в эротических фантазиях пользуйтесь презервативом. Это должно стать привычкой».

Я смотрю в зеркало на свое отражение и ужасаюсь. Никогда раньше у меня не было такого идиотского взгляда. Я тут же гашу свет, забиваюсь в угол дивана и накрываюсь простыней с головой. Боже, как мне стыдно! А, собственно говоря, за что?

В Кальмар поезд прибывает рано утром. Звезды уже погасли, но небо еще совсем серое. Проводник сдерживает свое слово, стучится в дверь и напоминает, что мне через десять минут нужно выходить. Я нервно отвечаю, мол, уже проснулась и собираю вещи. Не слишком мне хочется вновь встречаться с ним взглядом. Подглядеть мой эротический сон, он, конечно же, не мог, но вот услышать чувственные стоны – вполне.

За окнами проплывают городские пейзажи: жилые кварталы, заводские корпуса, склады. Поезд раскачивается на стрелках, ход его замедляется. Состав буквально вползает под стеклянную крышу. Раздается еще один лязг, и вагон замирает.

Напоследок я ощупываю синяк на месте укуса. Грудь все еще болит, а к синему цвету кожи уже добавился и черноватый, подозрительно похожий на трупное пятно, какими их показывают в фильмах. Я протискиваюсь с багажом по узкому коридору. Проводник помогает мне спустить сумку. Выражение лица отстраненное, будто бы для него не существует разницы между пассажиркой и ее кладью. Интересно, о чем он сейчас думает?

Марта спешит мне навстречу. И как она умудряется сохранять бодрость в такую рань? Если мне не удается поспать до десяти, то весь день хожу сонной мухой.

– Привет, Эли! – кричит Марта Лофгрен на весь перрон, тут же обнимает меня, целует в щеку.

У нее странная и милая привычка, обнимать и целовать всех подряд, любого человека, мало-мальски знакомого ей, близкого по возрасту. И неважно, мужчина это или женщина. У Марты это получается очень мило и естественно. Я же так не умею. Для меня вообще прикоснуться к кому-нибудь – целая проблема.

Марта висит у меня на шее и визжит от восторга так, словно мы не виделись целую вечность.

При этом она успевает говорить:

– Не забудь, Эли, у тебя сегодня вечерний эфир.

– Конечно, помню, – отвечаю я, пытаясь отстраниться, но подруга будто бы и не замечает этого. – Постараюсь не проспать.

– Не выспалась? Некогда было? – В голосе Марты опять проскальзывают нотки подозрения.

Практически все, что она говорит, неизменно скатывается к теме секса. Так уж устроен ее мозг, такой у нее юмор.

– Дорога утомляет, – неопределенно отвечаю я.

В этот момент через плечо Марты я вижу мужчину, выходящего из соседнего вагона, того самого, холеного, по-модному небритого. Я тут же понимаю, что это он приходил ко мне ночью в купе. Вернее, это я вообразила его рядом с собой со всеми вытекающими последствиями. Но почему его, а не кого-нибудь другого?

Мы встречаемся с ним взглядами, и мне вновь становится страшно стыдно за себя. Чудится легкая улыбка на его лице, словно он заглянул в мои мысли и воспоминания. Причем не сейчас, а еще раньше, до того как я обратила на него внимание в Кальмаре. Но я видела его только мельком через стекло в Стокгольме!

Неужели этого достаточно? Какие такие тумблеры щелкнули у меня в голове? Кто их включил?

– Да ты меня совсем не слушаешь! – удивляется Марта и оборачивается, чтобы понять, что же заставило меня напрячься.