Йохан Лавичка переехал в Мюнхен из Богемии еще в начале века, и вот уже без малого тридцать лет служил в доме Меллендорфов – он помнил еще деда нынешнего Франца, женил его отца, самого его пестовал с рождения, и питал к нему самые нежные чувства. Своих детей они с женой не нажили, и маленький Франц был для них чем-то вроде сына. Один Йохан знал об укромном месте на берегу озера, куда еще в детстве убегал Франц, чтобы побыть одному, помечтать, а порой и поплакать, переживая несправедливые обиды. Одному лишь Йохану рассказал он о старой плакучей иве. Никто в доме, даже отец и мать, не были посвящены в тайну. Правда, дотошная и строгая фрау Шнайдер, поступив десять лет назад на работу к Меллендорфам, обратила внимание на странные отлучки мальчика и подозрительное поведение старого садовника, и хитростью выведала у Йохана их с Францем секрет. Большого проку она в нем не нашла, а потому оставила его в тайне.

И вот к этой-то старой иве и направлялся сейчас Йохан. Передохнув немного, он отправился вверх по улице. Вот он миновал первый дом, второй. Да, годы брали свое. Раньше он мог преодолеть этот отрезок пути быстрее чем за минуту, а теперь он едва миновал дом Юргенсов! Эх, Франц, Франц! Ах ты, сорванец! Правильно говорит фрау Шнайдер – и когда ж ты будешь взрослеть? Ну, зачем тебе понадобилось прятаться, да еще в такой день? Не время сейчас мечтать, не время фантазировать. Ты ведь уже не маленький. Через месяц-другой у тебя будет семья! Ну, ничего. Вот я тебя сейчас поучу уму-разуму!

Очутившись у озера, Йохан еще раз остановился, чтобы справиться с одышкой. Заветная ива была в нескольких шагах. Дыхание старика становилось все реже и спокойнее. Вот он уже мог слышать легкий плеск воды, шуршание деревьев и… Йезус Мария, это что еще такое? Садовник навострил уши. Так и есть. Из-под ивы доносились голоса. Высокий, женский, и чуть пониже, мужской. Старик весь обратился в слух.

– Франци, прошу тебя, поговори с матушкой, у нее есть связи. Ты ведь не хочешь повторить участь своего несчастного отца? Фронт, война – это так ужасно!

До слуха Йохана донеслось легкое всхлипывание.

– Ах, Адель, глупышка, тебе не о чем беспокоиться! Уверяю тебя, мне ровным счетом ничего не угрожает.

Йохан узнал этот голос. Это был его молодой господин. А девушка была его невеста, Адель Циммерман. Он с жаром пытался утешать ее, и в его интонации сквозила добродушная улыбка.

– Сегодня к вам приглашен группенфюрер Вольф, – продолжала Адель. – если твоя матушка попросит его, он не сможет ей отказать. Он может устроить тебя в Мюнхене, и нам не придется расставаться!

– Адель, любовь моя, ты не понимаешь: сейчас, когда наша армия победоносно идет на Восток, я не могу отсиживаться в Мюнхене. И говорю тебе, никакой опасности на фронте нет. Посмотри, что творится в Европе! Гений фюрера за считанные месяцы, да что там месяцы – недели, дни! – покорил Данию, Норвегию, Францию, Польшу! Война закончится, не успев начаться. И я вернусь к тебе героем. Адель… – Франц вдруг на секунду умолк. – Ты что, не веришь фюреру? – Франц произнес это так, словно это было самое нелепое предположение в мире.

В ответ старый садовник услышал только новые всхлипывания.

– Адель!

– Мой дядя вернулся с прошлой войны инвалидом. Он наступил на русскую мину и потерял ногу! Франци, я не хочу, чтобы ты потерял ногу. – и девушка зарыдала пуще прежнего.

Однако Франц как будто не услышал ее плача. Он произнес твердо и серьезно:

– Все мои друзья – и Ганс, и Алоис, и даже Фриц, – все они ушли на Восточный фронт. Через два месяца они с Парадом победы пройдут по улицам Москвы. А я в это время буду просиживать штаны в мюнхенских канцеляриях?! Неужели ты согласишься с таким позором твоего будущего мужа? Адель, неужели ты этого хочешь?