– Поздравляю вас. Вы мой чиновник особых поручений. Прошу любить да жаловать своего губернатора…

Муравьев замолчал, прищурив один глаз, а другим хитро и пристально глядел на собеседника, как бы желая спросить: «Что вы на это скажете?..»

– Николай Николаевич! – воскликнул Невельской. Чувствуя простоту, здравый ум и расположение губернатора и желая говорить с ним совершенно откровенно, он решил выложить все. Он полагал, что Муравьев умница и должен все понять. – У меня к вам покорнейшая просьба!

– Прошу вас, мой дорогой Геннадий Иванович! Буду рад служить.

– Не возбуждайте перед императором вопроса о переносе Охотского порта. – Лицо Невельского приняло твердое и властное выражение, в котором было что-то от светлого, фанатичного старовера: – Николай Николаевич! Поверьте мне, это ужасная ошибка. Я говорю вам откровенно и прямо. – Тут капитан вскочил с места. – Я не могу не сказать вам этого. Все наши планы рассеются прахом…

– Дорогой Геннадий Иванович! – перебил его губернатор, стараясь говорить мягко и вразумительно. – Я уже ничего не могу поделать. Доклад на высочайшее имя послан! – И он развел руками, как фокусник. – Я должен был поступить так. На это есть глубокие причины. Да, я обещал вам подумать и подумал. И решил делать так, как приказано. Как при-ка-за-но! – тоже подымаясь, воскликнул Муравьев.

Невельской замер с рукой, прижатой к груди, с умоляющим взором. В ясных глазах его загорелся какой-то огонь, не то ужаса, не то гнева или крайнего огорчения, граничащего с потрясением.

– Поверьте мне, Геннадий Иванович, – продолжал губернатор, – что иначе поступить я не мог. Не мог! Тут нет заблуждений и ошибок, это все верно как божий день! Я дам вам этот доклад. Вы прочтете его и убедитесь, что иначе поступить нельзя. Охотск далее не может быть терпим. Над нами вот-вот может разразиться гроза… Охотск – долой! Есть причины очень, оч-чень важные, по которым мы не смеем спешить с действиями на Амуре. Эти причины политического характера.

Губернатор вынул из стола пачку бумаг.

– Геннадий Иванович, я прошу вас познакомиться с моим докладом на высочайшее имя. Прочтите его спокойно. Я ничего не скрываю от вас. – И он добавил со значением, подняв указательный палец: – И не скрою!

Невельской взял листы бумаги, стал читать. Выражение огорчения исчезло с его лица, и он увлекся; казалось, то, что было написано, нравилось ему.

Губернатор подробно и живо описывал Камчатку и камчатскую бухту, развивал планы постройки морской крепости, создания сильного флота на океане. Для этого просил о переносе Охотского порта в Петропавловск и об образовании на Камчатке области под начальством командира порта и губернатора, которым просил назначить Завойко. Описывал бесчинства иностранцев и просил прислать суда для крейсерства. Для удобного и правильного сообщения между Аяном и Якутском поселить крестьян, а сам путь улучшить на средства казны.

– Этот план, Николай Николаевич, – заикнувшись, сказал Невельской, прочитавши доклад, – ош-шибочен!

Муравьев молчал.

– Зачем нам крепости и дорогостоящие сооружения на Камчатке, когда сама природа воздвигла здесь повсюду неприступные укрепления, лучше которых желать не надо? Зачем делать из Камчатки область и назначать на пустырь губернатора? Нам нужен хлеб, оружие, а главное – средства подвоза и пути сообщения! Кто же станет спорить, что в Петропавловске превосходная гавань?

– А вы знаете, что произошло в Петербурге? – вдруг спросил губернатор.

– Что вы имеете в виду? Окончание венгерской кампании?

– Садитесь, Геннадий Иванович! – мягче продолжал Муравьев. – Пока мы с вами путешествовали, стряслась беда.