Деньги были поделены сразу. Товары тщательно переписали, чтобы продать в порту. Все пребывали в восхищении от лёгкости, с которой удалось провернуть это мероприятие, и беспрекословно подчинялись своему молодому командиру. Сам Генри тоже был окрылён, но не потерял головы. Он понимал, что на двух его кораблях слишком мало людей. Несмотря на общие призывы напасть на кого-нибудь ещё, он решил свернуть плавание и поспешить туда, где можно было продать добычу и набрать матросов.

В октябре 1610 года Мэйнуэринг прибыл в порт Ла Мамора. Солнце уже наполовину ушло за горизонт, подсвечивая алым светом лёгкие облака. Вершины Атласских гор блестели вдалеке, но город уже погрузился в ночную тьму и светился огоньками. Ла Мамора располагался в устье реки Уэд-Себу, вода здесь была пресная и пахла по-другому, чем в море, с берегов тянуло запахом земли, цветов и пищи, которую готовили на очагах. Возле причалов стояли корабли, рыбаки вытаскивали на песок свои лодки и развешивали сети для просушки. Несмотря на поздний час, пришельцев тотчас окружили плоты и лодки торговцев фруктами. Смуглые мужчины и женщины в синих и голубых одеждах кричали, стучали кулаками по бортам и протягивали наверх корзины с товаром. Их предложение пользовалось спросом, моряки щедро платили за бананы, финики и плоды опунции.

Было уже совсем темно, когда от берега отделилась большая лодка с фонарём на носу и направилась к кораблю Мэйнуэринга. Генри потянулся за подзорной трубой: лодка была большая, украшенная драпировками, и явно принадлежала какому-то значительному лицу.

– Эгей, кто там на вахте – Сирил Боксхолл? Спустить забортный трап!

Через несколько минут лодка стукнулась о борт пиратского флибота.

– Посланник от эмира к господину капитану, – произнёс по-английски скрипучий, властный голос.

На палубу поднялся сухопарый, невысокий мужчина средних лет, обшаривая взглядом корабль. Генри шагнул ему навстречу, сняв шляпу.

– Капитан Мэйнуэринг, к вашим услугам.

– Вы? – гость сверлил его взглядом и не мог скрыть удивления. – Вы больше похожи на какого-нибудь образованного молодого дворянина, совершающего путешествие для собственного удовольствия, или на клерка, на худой конец!

– Вы угадали, сэр, я и то и другое. Но именно я сейчас командую этими кораблями. Не соблаговолите ли пройти в мою каюту?

Гость оказался голландцем на эмирской службе. Зная несколько языков, он проводил переговоры с капитанами европейских кораблей. Через час он, очень довольный, вышел на палубу. Его глаза блестели после нескольких стаканов отменного портвейна и вследствие прекрасных известий, материализованных в дорогие подарки.

Весь следующий день Генри посвятил переговорам с арабскими, мавританскими и португальскими купцами, которые заплатили звонкой монетой за добытые товары. Доля самого капитана оказалась настолько большой, что он весь вечер до глубокой ночи просидел в каюте, привыкая к своему новому статусу богача. С горечью он вспоминал Энн: теперь его сватовство могло быть принято совсем по-иному, но не было сомнений, что она потеряна для него навсегда. Будь у него характер попроще, он поступил бы так же, как его матросы: пробежался по борделям и напился до потери сознания. Но его религиозность и природная брезгливость не позволяли ему допускать в своё личное пространство общедоступных женщин, к которым он не испытывал никакой личной привязанности – не говоря уже о сифилисе и прочих последствиях подобных отношений. Что касается пьянства, то он терпеть не мог терять над собой контроль, поэтому если и пил, то умеренно. Однако становиться монахом и отказываться от мирских радостей Генри тоже не собирался – ровно наоборот, он жаждал получить от жизни как можно больше, но его желания простирались намного дальше минутных удовольствий. Капитан отправился спать уже за полночь, определив для себя ближайшие планы. Кроме мечты повторить успех Фрэнсиса Дрейка, он для начала очень хотел иметь собственный особняк – пусть не роскошный дворец, но достойное жилище, куда не стыдно будет приглашать знатных гостей.