Начался торг. Глашатай зычным голосом перечислял достоинства «товара», бесцеремонно поворачивая и хватая девушку для большей наглядности. Над толпой замелькали кошельки и растопыренные пальцы. Рабыня с отрешённым видом смотрела куда-то на вершины далёких гор, словно её не касалось похотливое мельтешение толпы.

– Сто пиастров и ни реалом меньше, – заявил торговец жирному перекупщику с масляным взглядом, известному всему базару.

– Тридцать! И это много за такую тощую девку, которую ещё кормить и кормить!

– Это редкая красотка и в самом лучшем возрасте! Разжиреть ещё успеет… Девяносто два – только из уважения к тебе, почтенный господин.

– Тридцать пять!

– Так и быть: восемьдесят семь!

– Тогда сначала покажи её!

Торговец повелительным жестом приказал девушке раздеться, но она продолжала стоять неподвижно, её лицо исказила презрительная усмешка. Один из надсмотрщиков схватил рабыню за рукав и попытался сорвать с неё рубашку, она вывернулась и оттолкнула мужчину так сильно, что он не удержался на ногах и полетел с помоста вперёд затылком. На несколько секунд все замолчали. Генри понял, что сейчас на его глазах произойдёт расправа. Он спрыгнул с седла, бросил поводья своим людям и начал прокладывать себе путь сквозь толпу. На непокорную рабыню кинулись сразу несколько человек – она пыталась закрыться руками, но её сбили с ног, разорвали рубаху, снова подняли, заломив руки за спиной, и один из мужчин с размаху ударил её кулаком в лицо. Мэйнуэринг, на ходу снимая камзол, распихал плечом особенно плотную группу зевак и поднял руку, привлекая к себе внимание.

– Я согласен на твою цену, торговец, и забираю эту рабыню, – громко заявил пират, как о решённом. Поднявшись на помост, он закутал девушку в свой камзол и, поддерживая, повёл вниз по деревянным ступенькам.

– Нет! Я первый начал торг и ещё не сказал свою цену! Такая смелая сучка будет ого как горяча в любви! – заорал жирный перекупщик.

– Расплатись, Муниб, – пират подал свой кошелёк помощнику, который, сообразив в чём дело, пошёл следом за хозяином.

Девушка двигалась с трудом, шатаясь и хромая, с разбитой губы капала кровь. Генри, недолго думая, подхватил её на руки и понёс к телеге, по пути кивнув продавцу родниковой воды, который с большим интересом наблюдал за торгом.

– Как вы себя чувствуете? Скоро доберёмся до дома, можно будет чем-нибудь перекусить, и там есть врач.

Незнакомка подняла на Генри измученное лицо с набухающим кровоподтёком. Она явно ничего не поняла и только плотнее запахнула на груди слишком большой камзол. Водонос снял с плеча глиняный кувшин, поднял деревянную крышку и налил в пиалу холодную, чистую воду. Рабыня приняла её дрожащими руками и принялась медленно пить, смакуя каждый глоток.

– Грацие, синьоре, – прошептала она, внимательно посмотрев в глаза своему новому хозяину.

Генри почти не говорил по-итальянски, но внезапно ощутил то удивительное чувство счастья, которое охватывало его каждый раз, когда он видел Энн. Он только теперь рассмотрел свою покупку: тонкая талия, гибкая шея, правильные черты лица, большие тёмные глаза. Молодой пират на несколько секунд забыл обо всём, охваченный гаммой сильнейших чувств: состраданием, восхищением, внезапно вспыхнувшей страстью. Однако нужно было соблюсти приличия и познакомиться. Он приподнял шляпу и назвал своё имя.

– Тадефи, – тихо ответила девушка, наклонив голову.

Муниб догнал своего господина, ведя за руку совсем юную негритянку – перепуганную и некрасивую девочку одиннадцати-двенадцати лет.

– Это Имани. Взял на сдачу, господин. Всё равно госпоже понадобится служанка…