Одновременно Генри начал учить арабский язык. Заняться этим ему посоветовал его Аль-Аячи, и он же стал его учителем. Скоро они могли, смешивая арабский и испанский, обсуждать достаточно сложные темы. Генри рассказал другу о драме, произошедшей во время последнего рейса.

– Многим трудно устоять, видя красивую женщину в своей полной власти, – задумчиво произнёс марокканец. – Конечно, я поступил бы так же, как ты, друг, но честно признаюсь, что я не смог бы вот так, сразу справиться со своим естеством.

– Ты тоже честолюбив, Мухаммед, и ты меня поймёшь. Я хочу стать знаменитым и вовсе не желаю, чтобы на моей репутации осталась грязь от поступков, к которым я непричастен.

– Это сложная история, – задумчиво продолжал Аль-Аячи. – Я-то полностью тебя поддерживаю, потому что у меня есть Аише, возлюбленная роза моего сердца, и только благодаря ей я познал счастье в этой жизни. Ради неё я поступил бы так же, как и ты. Думается мне, и у тебя есть такая любовь?

– Была. – вздохнул Генри. – Отец выдал её замуж за другого. И признаюсь тебе, что не только честолюбие владело мной, когда я повесил насильников. Я был в ужасе. Я подумал: а если муж моей Энн обращается с ней вот так же?.. Конечно, может быть я и неправ, может, она вполне счастлива, но у меня всегда было очень богатое воображение.

– Тебе надо найти себе подругу сердца и забыть то, что было, – доверительно произнёс Аль-Аячи.

– Боюсь, что в моём сердце было место только для одной женщины, – вздохнул Генри. – Мы отмечали Рождество в дорогой таверне, там были красавицы, которые замечательно танцевали и пели, соблазнительно улыбались, словом, умели завлечь и расслабить, так что мне и делать ничего не пришлось, чтобы заполучить их. Но потом у меня было одно желание – больше никогда не видеть этих женщин, не смотреть в их пустые глаза. Знаешь, я учился в школе, основанной рыцарями-тамплиерами, которые давали обет безбрачия и всю жизнь проводили в сражениях, постах и молитвах. Не могу сказать, что меня привлекала такая перспектива, но сейчас я думаю: неужели это моя судьба?..

Мэйнуэринг направил свои корабли к Канарским островам, где остановил два торговых судна под испанскими флагами, которые следовали в порт Ла Корунья. Трюмы трофеев оказались забиты какао, сахаром и пряностями, пираты забрали груз себе и отпустили испанцев плыть своей дорогой. После этого главарь приказал взять курс на юг, к островам Зелёного мыса. Корабли провели там несколько недель, но попали в шторм и получили ряд повреждений. Из-за этого пришлось прервать крейсирование и вернуться в порт.

Пираты пришвартовались поздно вечером, а на рассвете к сходням «Хорна» явился посетитель с пухлым портфелем под мышкой и принялся умолять часового дать ему возможность увидеться с «адмиралом Мэйнуэрингом». Выглядел он довольно странно. Его камзол был застёгнут не на те пуговицы, воротник завернулся внутрь, парик был растрёпан.

– Смотри куда идёшь, пьянчуга, – недовольно произнёс Оскар, на которого гость налетел на шкафуте.

– Простите меня, сэр, честное слово, я не нарочно…

– Клянусь святым Патриком, кум Энтони! Откуда ты здесь взялся?

Пришелец страшно обрадовался знакомцу и обеими руками вцепился в лацкан его рукава.

– Ах, кум Оскар, какая удача! Не знаешь ли ты, где мне найти мистера капитана Мэйнуэринга?

– Должно быть, ещё не выходил из своей каюты – знаю, что он вчера допоздна работал с документами. А в чём, собственно, дело?

– Понимаешь, он месяца два назад напал на два испанских корабля в районе Тенерифе и так разорил их, так разорил, так ужасно обошёлся с командой…