– Я не собираюсь делать из Дрейка невинного ангелочка, но на самом деле он там даже не сходил на берег, потому что занимался морской блокадой замка, мне об этом рассказывал мой дед Томас Мор, вице-адмирал Сассекса. А ещё Дрейк отрубил голову двум своим офицерам за нарушение дисциплины, предварительно продержав их несколько дней привязанными к мачте. Что до меня, то я буду и дальше придерживаться своих планов и убью каждого, кто попытается мне в этом помешать. Есть ещё аргументы?

– Ты не должен защищать проклятых испанцев и испанок – врагов англичан! Это наша законная добыча!

– Мужчины сражаются с равным противником, а не с беззащитными. Только так можно сохранить уважение других народов к своей нации. Эта испанская девушка – чья-то дочь, сестра, невеста, и рядом не оказалось мужчины, чтобы её защитить. У многих из вас есть подруги, жёны, сёстры, а у некоторых и дочери. Вы все, представьте, что такое случится с вашими близкими, и скажите, очень ли это была бы весёлая затея?

– Если бы кто-нибудь так поступил с моей невестой, я бы отрубил такому парню его детородный орган, руки и ноги, и оставил бы его умирать в мучениях, – отчётливо и недобро проговорил Оскар.

Генри склонил голову, признавая справедливость такого решения. Все молчали.

– Преступники будут повешены. Те, кто присутствовал при этом и не воспротивился – лишатся своей доли. В порту они сойдут на берег и больше никогда не вернутся на мои корабли. А теперь – Абдулла! Поставь фока-рей над палубой!

Заскрипели лебёдки, нижняя рея опустилась и повернулась почти параллельно корпусу судна. Только тут многие заметили, что с реи свисают верёвки с петлями на концах.

– Капитана, ты простить меня, я плохо знать испански и англиски, а читать и писать совсем не уметь, я подписаться потому что как все, – закричал однорукий.

Генри свёл брови: такого затруднения он не предвидел.

– Я больше никогда… Никогда… Клянусь небом и землёй, я молодой, мне только двадцать лет… я не думать… теперь я всё понимать!

Он всё тряс своей окровавленной культей и продолжал голосить. Капитан, несколько секунд колебался, но в итоге был побеждён его жалким видом и сделал знак снять петлю с шеи осуждённого. Тот упал на колени и принялся целовать его сапоги, причитая:

– Наджиб стать твой раб навсегда, о мой господин!

Генри поморщился и сделал знак рукой.

Снова заработали лебёдки, и рея закачалась над морем, а под ней – тела казнённых пиратов. Вдруг верёвка, на которой висел Фокс, оборвалась, и он полетел в море. Несколько секунд он бился на поверхности со связанными руками, что-то пытался прокричать, потом исчез и больше не появлялся.

Поздно вечером Мэйнуэринг сидел в своей каюте, кусая губы и устремив хмурый взгляд на фитиль масляной лампы. Всё получилось не так, как он хотел. Он помиловал одного из преступников, причём именно того, который пытался зарезать со спины его самого. Негодяй был так жалок и бледен, что капитан пожалел его вопреки здравому смыслу. Наконец Генри вытащил из-за пазухи серебряный мальтийский крест на кожаном шнурке, долго смотрел на него, а потом сжал реликвию в кулаке и прошептал:

– Пусть рассудит Бог!

После продажи добычи и дележа выручки Генри отпустил экипажи на отдых, а сам вплотную занялся строительством дома. Проект, который предложил португалец, ему понравился: двухэтажный замок на высоком цоколе с традиционным внутренним двориком. Второй этаж и с внешней стороны, и со стороны дворика был обведён галереями с высокими стрельчатыми проёмами, что должно было обеспечить жилым комнатам защиту от дневной жары, ночного холода и песчаных бурь. Крышу архитектор предложил сделать плоской, обрамлённой красивыми зубцами. Теперь Мэйнуэринг стал настолько богат, что сразу закупил в нужном объёме дорогой серый камень, оплатил найм мастеров, и работа закипела.