Чиновник благодарит властителя. Со словами «щедрость твоя бесконечна» золотой ритон из царского дворца Бактр вновь оказывается там же, где он и пребывал до того, в просторной чёрной дорожной суме, перемотанный белой материей.

– И его голос тоже учтите. – Базилевс кивает в сторону церемониймейстера.

Глава комиссии произносит результат подсчёта голосов.

– С его очень ценным голосом, – главный казначей презрительно оглядывает расстроенного босоного странника, – триста восемьдесят голосов за раздел армии на две части и сто двадцать голосов за сохранение армии единой. Проголосовали все.

Деметрий поднимается с кресла. Нет более мрачного уныния на царственном лице, перед сановниками прежний властитель, властный и решительный.

– Будет так, как разрешил мудрый синедрион Бактрии. Разделим армию на две равные части. Слонов не возьму. Оставлю их в Индии, здесь они нужнее, да и замедлят слоны передвижение. За соправителя оставляю брата своего. Он будет охранять индийские приобретения до моего возвращения. Новой столицей державы временно станет Таксила. Тем, кто уходит со мной восстанавливать порядок, – мужи, отбываем на родину завтра на восходе. – Деметрий поднимает голову к небу, ему иронично и горько отправляет: – Шунга, враг мой, возрадуйся, я отступаю! Отступаю не от страха пред оружием твоим, отступаю лишь по одному только подлому предательству подданных моих. В этой военной кампании, Шунга, тебе несказанно повезло. Возблагодари за спасение своё вероломного Евкратида. Не печалься, враг мой, я обязательно вернусь. Вот только усмирю Бактрию и сразу вернусь. Твоя восхитительная Паталипутра ведь немного подождёт до моего скорого возвращения?

С теми словами властитель уходит со стратегом правого фланга, главным казначеем и церемониймейстером в свою палатку. Их четверых сопровождают соматофилаки. Оставшийся синедрион оформляет необходимые приказы для армии.

Тремя месяцами ранее. 174 год до нашей эры,

конец зимы, Бактрия

– Скажи, почему именно меня ты выбрала из всех претендентов? – Высокий муж крепкого сложения, лет двадцати пяти, по виду из эллинизированных бактрийцев, ломает сухие ветви, подкидывает их в разгорающийся костёр.

– Мидас, я оценила твою преданность. За время, что тебя знаю, ты никогда не возражал против моей воли. – Юная красивая дева усаживается у костра, манерно поправляет серую накидку.

– Алкеста, ты… ты… ты и вправду моя невеста? – Мидас не в силах поверить своему счастью.

– Конечно, Мидас, я твоя невеста, – утвердительно отвечает прекрасная дева.

Мидас тянется поцеловать Алкесту, но та ловко уворачивается от губ.

– Вот так всегда. Только по-твоему и исполняется, – недовольно вздыхает Мидас.

– Меж нами уговор. Его тебе напомнить? – Алкеста отодвигается подальше от настойчивого ухажёра.

– Нет, не стоит. Я всё помню: прибудем в долину храмов, принесём жертвы богам, у храма Артемиды призовём богиню в свидетели, принесём клятвы, справим скромную свадьбу в присутствии жриц, даруем храму серебро.

– После свадьбы я стану твоей женой, Мидас. Ты прекрасно запомнил наше брачное соглашение. Всё ж не зря ты трижды клялся мне у алтаря всемогущего Зевса.

Мидас огорчён отказом девы, но смиренно подчиняется её воле. В костре громко трещат дрова. Дева вздрагивает от резкого звука, оглядывается по сторонам. Запряжённые лошади недовольно фыркают, мотают головами, стоя повязанными у ствола молодого ясеня. Вечерние сумерки уступают место ночи. Туман стелется по земле, делая костёр незаметным.

– Скажи, Алкеста, а тебя не мучают сомнения? – Мидас не предпринимает более попыток к сближению, и дева пододвигается ближе к пламени.