– Почему вы так решили, Мария Геннадьевна?

– Лидера в коллективе несложно вычислить. Он идёт в центре. И лицо у него посмотри, какое!

– Какое? Обыкновенное лицо, как всегда!

– Говоришь, что за партой с четвёртого класса сидели? За семнадцать лет так и не узнала мужа? У Димы лицо человека, который точно знает, что он сделает через минуту. Лицо вождя, он уверен в своей правоте. Сейчас мы всё узнаем, не волнуйся, – улыбнулась Мария Геннадьевна.

– Добрый день, дамы! – Иван Степанович подал своей супруге маленький цветок, – просим прощения за задержку, дела-с, знаете ли, мужские…

– Лизонька, так получилось, ты же всё понимаешь, дорогая, – приобнял жену Дмитрий и сел за стол. – Чем нас сегодня так вкусно кормят? Ты уже пообедала?

– Не заговаривайте нам зубки, Дмитрий Николаевич, – улыбнулась Мария Геннадьевна. – Лучше скажите, каковы планы мужского населения санатория.

– Да, вы с нами не смогли позавтракать, разрешите представить, Дмитрий Николаевич, это моя супруга, Мария Геннадьевна. Мы отдохнули всего четыре дня, стало быть, ещё четырнадцать будем делить с вашей семьёй стол. Так вот, планов много, уважаемая Мария Геннадьевна. После обеда я отправляюсь не отдыхать, как у нас было намечено изначально, лично я отправляюсь на поквартирный обход. Мне выделен очень ответственный участок работы.

– Да кто бы сомневался, дорогой, что ты примешь такое решение! – Мария Геннадьевна с лукавой улыбкой взглянула на супруга.

– Надеюсь, что ты не будешь скучать без меня?

– Мы с Лизой найдём, чем заняться, а вы работайте, мальчики, работайте. Ужин в девятнадцать ноль-ноль, не забудьте.

К столу подошёл Валера Сироткин.

– Здравствуйте! Приятного аппетита! Дмитрий, отойдём на минутку, простите. – Они вышли из столовой в вестибюль. – Я только что из города приехал, был в больнице у бабушки. Меня в реанимацию пустили на три минуты. Говорить она не может, но нам с ней удалось побеседовать. Я вопросы задавал, а она мимикой отвечала. В общем, преступников было двое – мужчина душил, женщина держала за ноги. Бабушка ударила тростью по голове мужчину, а дальше она не помнит ничего.

– Уже что-то, – сказал Иван Степанович, – пойдём с опросом, у кого нет алиби, те идут в отдельный список.

– Надо эту информацию донести до всех участвующих, – Дмитрий показал глазами на зал. Приятного аппетита! – трое сыскарей отошли от стола, в обеденном зале началось движение. Работа есть работа, работа есть всегда…

Дмитрию Алёшину поквартирный обход не дал какой-либо зацепки. Все видели Валентину утром, когда она шла на работу. Вечером, после смены, она села на автокар и уехала в прачечную, чтобы сдать столовое бельё. Это тоже было известно, то есть, ничего нового. С кем пообщался Дмитрий, алиби было у всех. Новых лиц в посёлке никто не видел, вчера машины в посёлок не заезжали, кроме продуктовой ГАЗели. Дмитрий вернулся в обеденный зал, разыскал администратора. Она сидела за столом, грустно подперев щёку, а пальцами другой руки чертила на скатерти нехитрые узоры. В глазах стояли слёзы.

– Ольга Петровна! Разрешите с вами поговорить? Вы плачете? – Алёшин склонился над женщиной, пытаясь заглянуть в глаза.

– Нет, уже не плачу, – смахнула слезу Ольга Петровна.

– Скажите, Ольга Петровна, сколько времени вы знали Валентину Бублик? Как давно она работала у вас?

Женщина судорожно всхлипнула и тихо прошептала:

– Работала Валя у нас год, точнее, одиннадцать месяцев. У неё осталось две смены до отпуска, вот эта, и следующая, через два дня. А знаю я её давно, с рождения. Она племянница мне, родной сестры дочка, – и вновь залилась слезами.