– Не поминай имени Господа нашего, ничтожный червь, – прервал его инквизитор, осеняя себя крестным знамением. Он выдвинулся из тьмы, подойдя ближе к прикованному, но находясь полубоком к нунцию, и тот по-прежнему не мог разглядеть его лица. – Златые монеты заменили тебе Его. Ты, должный охранять герцога, будучи в сговоре с бандитами, позволил вершить им черное дело, надеясь завладеть Камнем. Ты предал своего хозяина, ты предал Святую Церковь. Тебе нет прощения!

При последних словах Аршан с размаху ударил того по лицу раскрытой ладонью, небрежно, словно шутки ради. Голова несчастного мотнулась, точно у пьяного, кровавые брызги разлетелись в стороны. Палач брезгливо отер один из следов со своего запястья.

Упавшая на плечо после тычка Аршана, голова прикованного словно по инерции продолжала трястись: он плакал.

– Я не виноват! – неожиданно высоким чистым голосом вдруг закричал он так, что нунций даже вздрогнул, – Будьте вы прокляты, убийцы! Убийцы!..

Косматые растрепанные волосы с присохшей к ним кровью падали на глаза, но не могли скрыть яростного взора этих светло-голубых глаз в своем последнем усилии. Нунций не мог себя заставить посмотреть в них прямо, как подобает духовному отцу.

– Может быть… – неуверенно начал он, но инквизитор перебил, даже не заметив его слов.

– Жалкий глупец! – казалось, он презрительно усмехнулся, хотя брат Игат не мог этого видеть. – Ты хулишь даже на смертном одре, вместо того, чтобы достойно принять покаяние и свое наказание, которого ты заслуживаешь. Господь Бог отвернулся от тебя, как ты отвернулся от Него. Тебя ждет ад, но прежде…

В руке палача мелькнуло откуда-то взявшееся длинное стальное лезвие, которое скользнуло по груди несчастного, легко и аккуратно вошло в живот и несколько раз провернулось там.

Человек закричал. Казалось невозможным, чтобы в этом хилом изможденном теле оставалось столько крика. Его вопли разрывали замкнутое пространство мешка. Тело извивалось, насаженное на сталь, точно глупый цыпленок на вертел, билось в нечеловеческой муке. Аршан хладнокровно улыбался, довольный своей работой. Выдернув острие клинка, покрытое дымящейся кровью, он поднял его к свету, чтобы получше рассмотреть.

Нунций отвернулся, зажав пальцами уши, чтобы не слышать криков. Но он все равно слышал их: «Нееет, я не виновааааааа…». Кровь хлестала из ужасной разверзнутой раны на содрогающемся теле, которое несмотря ни на что продолжало упорно цепляться за остатки жизни. Голова в агонии откинулась назад, на губах запузырилась пена.

– Ты отправишься прямиком в Ад вместе с тем, что ты заслужил по праву, – прогремел неумолимый голос инквизитора, торжественно вознесшего руки в воздух, точно совершающего какой-то обряд. Аршан нагнулся и поднял с пола кувшин. Из его отверстия шел густой дым. – Золото. Здесь его много – и оно все твое!..

Палач наклонил кувшин, и на лицо умирающего с шипением полилась золотистая тягучая жидкость.

Крик, раздавшийся при этом, превозмог своею силою все предыдущие, что казалось невероятным.

– Не надо!.. – теряя голову, закричал нунций, бросаясь вперед, но вовремя остановился.

Потому что уже некому было спешить на помощь.

Расплавленная жидкость попросту стерла человеческое лицо – и там, где несколькими минутами ранее светились сознанием глаза, не было уже ничего.

С немым укором в глаза нунцию пристально смотрел спекшийся череп.

– Да будет покарано зло – и восторжествует Святая Церковь! – вознесся над сводами суровый голос инквизитора, и брат Игат почувствовал, что его всего, с головы до ног, бьет сильнейший озноб. Палач загасил факел и бросил его к ногам мертвеца.