Кажется, нунций побледнел.

– Не беспокойтесь, это всего лишь крысы, – сухо заметил инквизитор. – Здесь, под землей, они чувствуют себя как дома.

«Крысы?!..» Брат Игат поклясться бы мог на Святой Книге, что он отчетливо слышал иные звуки, доносящиеся из-под густого покрова тьмы. Они были похожи на вздохи… словно бы кто-то стонал. Человеческие стоны. Женские.

– Прошу вас, брат. Его Святейшество просил что-то передать нашему скромному братству? – голос инквизитора, возвысившись, легко перерубил тугой узел его раздумий. Нунций с усилием поднял голову.

– О, да. Отец церкви передавал свою искреннюю радость и удовлетворение тому рвению, с которым вы продвигаете дело веры и истребляете ересь на корню, – с выражением продекламировал нунций, покосившись на перекошенную человеческую фигуру у решетки. Палач, наконец, опустил книзу факел, предоставив сумеркам милосердно скрыть лицо несчастного. Теперь только белые ноги, торчащие в разные стороны, бросались в глаза. – Его Святейшество счастлив тем, как укрепляются ряды Святой Церкви. Он просил меня передать вам это, в знак своей благосклонности, – рука нунция стремительно скользнула под край накидки.

Чья-то рука, вынырнувшая, из-за спины, так сильно стиснула его локоть, что нунций едва не закричал от боли и неожиданности. Инквизитор поднял руку в кожаной перчатке:

– Брат Игат – брат Доминик, верный слуга ордена.

Глаза нунция встретились с глазами монаха, оказавшегося столь проворным, и он первый медленно, сохраняя достоинство, отвел взгляд. Под густыми бровями горел огонь дикого, но преданного зверя, умеющего казаться ручным. Брат Игат положил на холодную ладонь монаха то, что предназначалось в награду Великому Инквизитору Риоса и Мериды.

Последний принял из рук монаха большой золотой крест в виде распятия и, склонившись, поцеловал его. Во время поклона нунций успел разглядеть поблескивание серебряной цепи на его груди, а также желтеющую нашивку на левом плече его темного одеяния. Она была в виде совы, присевшей на посох, и указывала на принадлежность к Братству.

Снова раздался стон. Стон из дальнего угла, где, по словам инквизитора, возились крысы. Слабый полувздох-полухрип женщины, которой не хватало воздуха, чтобы закричать. Брата Игата снова пробрала дрожь. Ему показалось, он заметил усмешку, мелькнувшую на лице палача. Но вновь оглянуться Нунций не решился.

– Должно быть, вы уже знаете о несчастье, посетившем наш город, – произнес мертвенный голос из-под капюшона. – Траур в связи с безвременной смертью Наместника, его высочества герцога Альбаны и исчезновением Солнечного Камня, трехсотлетнего символа короны Риоса, его достоинства и чести, будет длиться до тех пор, пока осмелившиеся посягнуть на страшное убийство, – голос инквизитора возвысился, – все до единого, не понесут наказания, а Камень не будет возвращен трону. А до того дня мы будем скорбеть и молиться об упокое души прежнего Наместника, – голос из-под капюшона замер, словно преисполнившись настоящей скорби.

– Да, Его Святейшеству известно об этом, и он скорбит вместе с вами, – ответил нунций. – Нам также стало известно о некой рукописи, древнем пророчестве, открывшемся святым отцам Риоса, которое говорит об этом камне… исчезнувшем камне, – поправился брат Игат. – Его Святейшество просил Вас… – женщина снова застонала, но нунций усилием воли заставил себя не поворачивать голову – …просил передать со мной этот документ, дабы Святое Собрание могло изучить его. Разумеется, в скорейшем времени он будет возвращен обратно. – Казалось, теперь он слышит еще и тоненькое попискивание маленьких отвратительных животных. Крыс… питающихся падалью.