Я познакомился с другими иностранками, которые проститутками не были, – с секретаршами и администраторами ООН низшего ранга (все более высокие посты были заняты мужчинами). Вскоре у меня сложилось ощущение, что все женщины под сорок, не нашедшие “того единственного”, приехали в Камбоджу, так что у нас было много общего. Им хотелось рассказать мне о своей карьере или других интересных вещах – наподобие того, каково это работать в штабе ООН в Нью-Йорке. Одна из них спросила, не хотел бы я отправиться с ней на экскурсию по городу. Я согласился, и в следующее воскресенье мы съездили в несколько мест на грузовике ООН. Я сказал ей, что еще как-нибудь заеду, но почему-то у меня не нашлось времени.

Каждый день я ездил на работу на мототакси. Сначала мне нужно было объяснять толпе водителей мотоциклов, которые ждали у ворот “Рояля”, где был наш офис, но через несколько дней они все уже знали. Мне просто надо было выбежать из отеля, прыгнуть на заднее сиденье мотоцикла – и все. Ощущение в толпе мотоциклистов на забитой дороге немного пугало: будто ты муравей в огромном потоке муравьев. Иногда я дотрагивался до руки пассажира на соседнем мототакси, чтобы напомнить ему или ей, что вот-вот произойдет контакт между их ножным стартером и моими спицами. Иногда мне приходилось отталкивать наш мотоцикл от подсекающей машины. К моменту прибытия на работу я чувствовал себя всемогущим.

Я продолжал есть с водителями рикш, соотношение цены-качества было очень приличным. Обычный придорожный ресторан состоял из пяти-шести алюминиевых кастрюль, стоящих на низком столике. В одной кастрюле парился белый рис, в остальных кипели супы – овощные, рыбные и мясные. Всегда присутствовал свиной жир. Со скамеек водителям были видны их рикши, за которыми они наблюдали, наслаждаясь едой. Повара и водители всегда вели себя приветливо и дружелюбно, они изо всех сил старались, чтобы мне было комфортно, и иногда заводили со мной философский разговор, который включал в себя стискивание моего колена и смех над своими же собственными шутками, ни одну из которых я не понимал.

Через две недели после Батамбанга я поехал на последнюю выездную миссию.

Нам предстоит “Миссия невыполнима”: мы поедем туда, где невозможны радиоконтакты, где еще не ступала нога человека ООН – в самую дальнюю, захолустную и фактически неизведанную провинцию Прэахвихеа.

– Боже, Супермен, – сказал я Сергею. – Неужели это правда?

– Да, правда.

Сначала мы полетели в Сиемреап. Когда я пристегнулся в одном из брезентовых сидений, прикрученных вдоль борта самолета, мне стало весело от того, что я не в офисе, а опять в дороге с Сергеем, картографом, переводчиками и французским экипажем С160. Я засек время, чтобы узнать, столько до Сиемреапа. Если верить карте, он был чуть-чуть ближе, чем Баттамбанг. И действительно, мы приземлились через сорок, а не сорок пять минут. Только вот была одна проблема: мы приземлились в Баттамбанге.

– Ничего страшного, – сказал нам французский экипаж. – Через час вылетаем в Сиемреап.

Пока мы ждали, австралийские солдаты-миротворцы, прибывшие сюда с нами, распаковали свое снаряжение. У них были пластиковые винтовки такой меткости, что “можно засадить парню пулю между глаз с четырехсот метров”. Все солдаты из Малайзии и Индонезии также захотели продемонстрировать свое оружие. По словам австралийцев, ООН не исключала “риска значительных потерь” для поддержания мира, и было похоже, что солдаты серьезно настроены. Через час, когда уже стало проходить ощущение “почти-началась-воздушная-болезнь”, мы вылетели в Сиемреап.