– Ага, ну-да! Нич-ч-чего не понимаю! Присаживайтесь.

Отпив из стакана воды, прокашлявшись, Криницкий открыл заседание.

– Уважаемые товарищи! На основании проведённых с членами бюро ЦК партии республики консультаций, предлагаю следующую повестку дня: с докладом об административном устройстве БССР в период 1925 – 1926 годов, если нет возражений, выступлю я. По вопросу сворачивания политики НЭП в республике – тоже прошу предоставить слово мне. В части вопроса безопасности границ с Польшей в связи с государственным переворотом, осуществлённого Пилсудским, слово предоставим уважаемому Роману Александровичу Пилляру – председателю ГПУ БССР. Обещался подойти. Обсудим посевную страду…

Мысль Криницкий не закончил. В кабинет вошёл представитель оргкадрового отдела ЦК Пётр Мефодьевич и бодрым голосом доложил:

– Товарищ 1-й секретарь Центрального комитета партии, ваше поручение выполнено! Фамилия врага народа Карниловича в служебной документации вымарана и изъята из штатного расписания ЦК.

В очередной раз в кабинете партийного руководителя республики тишина разразилась громом среди ясного неба.

– Позвольте, любезный, вы о чём? О каком Карниловиче речь? – беспомощно двигая стулом, поднялся председатель культурно-просветительной комиссии. – Товарищи… Я не совсем понимаю…

Кадровик ЦК, увидевший на заседании живого и невредимого Карниловича, казалось, вот-вот потеряет сознание.

– Э-э-э-э… Товарищ 1-й секретарь…

– Вон, – зарычал Криницкий, – фамилию вернуть в исходное положение! Немедленно!

– Каким образом, товарищ первый?..

– Вон!

Доклад продолжался. Не менее трети участников заседания бюро ЦК, пережив предынфарктное состояние, едва ли слышали Криницкого. Не был исключением и Иван Павлович. До него издалека доносился голос партийного руководителя республики, вещавшего об укрупнении БССР присоединением Гомельской области, ряда районов Псковской… Если Псковской, подумалось ему, значит, Велижского, Себежского, Невильского уездов – к его Витебскому округу. Надо было что-то делать! Решать!

Слова 1-го секретаря ЦК партии с трудом понимались сознанием Рыжова. Он едва разбирал суть присоединения к республике Гомельской области со смешанным составом населения – русско-белорусско-украинским. В одежде, быту, жилищах, – информировал Криницкий, – преобладали белорусские мотивы, однако к усвоению белорусского языка население гомельщины не стремилось. В основном оно было русским, но большая часть трудно определяемой национальности. Александр Иванович известил членов бюро, что белорусский вопрос самостоятельно не назревал и обсуждению во власти не подвергался. Тем не менее, за счёт населения Гомельской области, в состав БССР войдёт шестьсот пятьдесят тысяч человек населения с огромным куском территории.

Что касается присоединения к Витебскому округу трёх районов Псковской области, как понял Рыжов из доклада Криницкого, ЦК ВКП (б) однозначного мнения не имело. Скорее всего, вопрос обсуждения в Москве будет перенесён на более позднее время.

– Иван Павлович, Иван Павлович, может вызвать врача, – очнулся Рыжов от шёпота соседа.

– А? Ничего-ничего… Сердце сдавило! Пройдёт! Бессонная ночь, знаете ли…

– Что у вас, Иван Павлович, плохо? – вмешался Криницкий.

– Всё в порядке, Александр Иванович! Пройдёт!

– Хорошо! Переходим к следующему вопросу.

Криницкий изложил вопрос об итогах в БССР новой экономической политики.

– Уважаемые товарищи! В соответствии с законодательством в республике провозглашена свобода выбора форм землепользования, которая предусматривает создание артелей и частных владений. Это отруба, хутора. Разрешается сдача земли в аренду, использование наёмного труда, поощряется развитие кооперации. Информирую расширенное бюро ЦК партии о выходе на хутора двадцати пяти процентов крестьянских хозяйств. Вы только подумайте: они имеют свыше 76 тысяч плугов, 48 тысяч сох, что позволит обрабатывать 458 тысяч гектаров пахотной земли. Разве это не достижение, товарищи? В копилку наших успехов отнесём и взращивание ржи, овса, ячменя, картофеля, кормовых трав, льна.