– Прекратите, – яростно зашипела его собеседница, – это возмутительно. Как вы смеете разбрасываться такими обвинениями?

– Тогда что вы скрываете, фройляйн? – почти промурлыкал Франц. Он догадался, что наступил момент для того, чтобы сбавить обороты и свести все к шутке, чтобы не спугнуть жертву совсем, – может быть, мне просто хочется вас разгадать?

Прежде чем Леманн успела среагировать, он протянул руку к ее лицу и игриво заправил упругий белый локон ей за ухо. Впрочем, длительный контакт с кожей так и не произошел, потому что певица с силой шлепнула мужчину по пальцам.

– Проблемы? – к ним уже спешил бармен, который, судя по его виду, готов был вспомнить о том, что у него под женским платьем вполне мужские мускулы и начистить Францу лицо кулаками.

– Нет, Дики, все хорошо, – беззаботно улыбнулась Леманн, при этом бросив на Франца взгляд, обжигающий арктическим холодом. Перед тем, как покинуть его общество и вернуться на сцену, она остановилась рядом с мужчиной и наклонилась так низко, что обожгла его ключицы, открытые воротом рубашки, дыханием.

– Дам вам совет, – прошептала девушка, – научитесь обращаться с женщинами, иначе разоритесь на шлюхах.

Франц в последний раз попытался ухватить ее за запястье, но фройляйн Леманн ускользнула так стремительно, что в его пальцах остался только воздух. Через мгновение она уже снова лучезарно улыбалась со сцены, гордо вздернув небольшой, но явно решительный подбородок. Ее умение держать лицо вызывало уважение.

Что, если бедняжка действительно ни в чем не виновата?

Тогда почему ее черты кажутся такими знакомыми?

Где они могли встречаться прежде?

Хотя бы только ради этого Франц должен был вернуться в это проклятое кабаре еще раз. И еще, если понадобится. До тех пор, пока не получит ответы на свои вопросы.

Астрид девятнадцать лет и она возвращается домой с работы, прижимая к груди полученные за работу в госпитале продукты. Порция на двоих, а растянуть ее нужно на четырех человек.

Улицы города вроде бы и родные, любимые с детства, но теперь совершенно чужие и враждебные. Повсюду солдаты. Многие, что помоложе, оказывают девушке знаки внимания, ведь теперь Астрид уже не плоская девочка и ее свежей, мягкой красоте могла бы позавидовать и Йоханна. Когда-то. Едва ли ей, впрочем, это нужно.

У девушки привычно сжимается сердце, когда она проходит мимо дома Маевских. Теперь здесь живут другие люди и хоть они не сделали ничего плохого, Астрид не может перестать их ненавидеть. Рядом со старинной дверью некогда она нашла тот самый глобус и забрала себе, почему-то выделив именно его среди всего выставленного на выброс имущества бывших друзей семьи. Там, куда они отправились теперь, им уже не понадобятся ни глобус, ни книги, ни посуда.

Астрид запирает все замки и только после этого поднимается на второй этаж и несколько раз прерывисто стучит по внутренней стенке массивного платяного шкафа. Сердце в груди как и всегда ускоряет ход в ожидании ответа. Слишком страшно услышать только тишину. Но створка наконец-то отходит в сторону и из щели в стене появляется чумазое и худое лицо Томаша. Он стремится обнять девушку, но она торопится отдать ему сверток с едой. Как и отец она в первую очередь думает о долге, а не о чувствах. О здоровье своего друга и его сестры, а не о том, что ей столько всего хочется сказать.

Вместе с Томашем девушка пробирается в узкое пространство и устраивается рядом с ним на деревянном настиле над крышей нижнего этажа, служащем помещению полом. Йоханна неслышно подтягивается к ним из полумрака и садится на корточки. Все трое увлеченно, ничуть не беспокоясь о манерах, уплетают принесенные продукты. Когда остается только четверть, предназначенная для гера Райха, они синхронно останавливаются и откидываются в стороны, сытые и довольные. Только теперь Астрид позволяет себе обнять друзей по очереди, впрочем, несколько дольше задерживая в своих руках Томаша.