«Я должна нравиться всем – но меня так это достало!»

И в один «прекрасный» день цунами накрыло. И чёртов научрук с его приставаниями и наглостью в профессиональной сфере. И постоянная суета. И вечная необходимость ломать себя. И детский страх, что если не будешь такой, «как надо», никто не подарит любви и тепла. И ощущение, что с каждым днём теряешь и теряешь себя, становишься всё меньше, исчезаешь, а твоё место уверенно занимает двойник – тот самый, который и поёт, и танцует, и в лапту, и кандидатскую, и на конференции… Захотелось только одного – уйти куда-нибудь далеко под землю, закопаться, и чтобы никто не трогал, не подходил, не заговаривал и вообще на время забыл о её существовании.

Так люди и попадают в психушку.

Впрочем, закончилось всё относительно благополучно. Ей повезло. Муж оказался сильнее, чем сам о себе думал. И любил её, как выяснилось, совсем не за то, за что её принято было любить. Он помог ей устроиться в архив, где она тихо и спокойно работала теперь в хранилище среди пыльных томов, подшивок газет и документов, в неярком свете и тихом шорохе систем кондиционирования. На то, чтобы снова найти себя, собрать по кусочкам и решить, как жить дальше, ей нужно было время. И ещё спокойствие. И муж подарил ей это всё.

Ей определённо повезло.

Ночь. Тишина. Город погружается в сон. В одном из домов светится неярким светом окно. За окном – мама и малыш.

– Мамочка, не выключай свет, пусть горит!

– Малыш, но уже пора спать.

– Я буду спать, свет пускай горит. Я боюсь спать в темноте.

– Не нужно бояться. Ты просто будешь спать, а темнота – охранять твой сон.

– Мама, а вдруг там кто-то есть, в темноте? Вдруг кто-то сидит там и смотрит на меня, пока я сплю? Вдруг там страшные монстры? Или инопланетяне? Или волчок пришёл из лесу кусать меня за бочок? А может, там Бабай? Или Баба Яга?

– Там никого нет, малыш. В темноте нет ничего такого, чего не было бы при свете.

– Правда?

– Правда.

– А если есть?

– Нет. Правда нет. Темнота не страшная, малыш. Она уютная. Она как мама – обнимает, качает, убаюкивает, чтобы ты сладко спал до самого утра. А детки растут во сне. И ты встанешь утром сильным, бодрым и весёлым.

– Правда?

– Конечно.

Тёплая улыбка матери топит лёд страха, и малыш закрывает глаза, улыбаясь в ответ.

Ночь. Тишина. Малыш смотрит на тихо догорающие звездочки на потолке. Внезапно из коридора раздаётся громкий мяв, потом звук падения чего-то тяжёлого и сдавленный крик: «Пшла вон, зараза!» Он вскакивает и бежит на звук, забыв о том, что боится темноты.

– Мамочка! Мама! Что случилось?

– Ничего, малыш.

– А почему ты на полу и что за звуки это были?

Мать со смехом обнимает малыша и прижимает к себе, поглаживая ему спинку.

– Помнишь, я говорила тебе, что в темноте нет ничего страшного?

– Помню.

– Так вот, я была не совсем права. Кое-что там всё-таки есть.

– Что?

– Самое страшное в темноте – это твоя мама. Особенно когда она случайно наступает на кошку. Всё остальное – так, мелочи. Тебе совсем нечего бояться, малыш.

Серебристый смех малыша сливается со смехом матери. И даже кошка приходит к ним на руки. И во тьме засыпающего Города не остаётся больше ничего страшного.

Пройти по краю. Измождённая, с сухими потрескавшимися губами. С волосами, в которых переплелись огонь и пепел. С худыми жилистыми руками, привыкшими сдерживать порывы, прятать вспыхивающие искры в сплетениях длинных пальцев, украшенных кольцами с непропорционально крупными для них камнями.

Остановиться. Посмотреть на заходящее солнце зоркими глазами, с каждым днём выцветающими, теряющими ту колдовскую, пугающую синеву, что он так любил когда-то. Сморгнуть набегающую слезу, мотнуть упрямой головой. Сжать зубы – до скрежета, до боли. Встретить наступающую тьму с высоко поднятой головой.