Каледоскоп С. Петренко, Ольга Златогорская

Вообще-то, мы с сестрой ладим, но последние дни ее переклинило. Кажется, Алька завидует.

Потому что она идет в школу, а я – нет. Алька топает в коридоре, громко разговаривает с мамой и смеется как ненормальная. Хорошо еще, что мы живем в разных комнатах. Если бы она все это делала у меня над ухом, вообще не дала бы спать.

Дверь приоткрылась. Я закрыл глаза и засопел. Буду назло Альке делать вид, что у нее не вышло меня разбудить.

Алька с грохотом уронила стул.

– Ой, я нечаянно…

– Чего надо? – пробормотал я в подушку. Будто и правда только что проснулся.

– Тут где-то карандаши мои лежали…

– У себя ищи, – сонно ответил я.

– Может, в столе?

– Куда лезешь! – Я подскочил и замахнулся подушкой.

Алька сделала обиженное лицо:

– Нормально сказать нельзя?

– Я тебе нормально сказал! А ты по моим вещам полезла!

– У тебя там что, секретные документы ФСБ?

– Не твое дело!

– Хватит орать-то, – победно улыбнулась Алька. – Можешь спать дальше.

Вот так всегда. Разозлит меня – и словно в какую-то игру выиграла. Алька отлично знает, что никаких секретов в столе нет, просто не люблю, когда по моим вещам без спроса лазят. Так что этот раунд я проиграл.

Правда, что ли, подушкой в нее бросить? Алька, скорее всего, увернется, и подушка попадет в шкаф. А у него дверцы стеклянные.

Я скомкал подушку и плюхнулся на нее, накрывшись одеялом с головой. Алька снисходительно разрешила:

– Давай-давай, лежи. Недвижимость ты наша.

Я пробурчал из-под одеяла:

– Зато ты подвижная очень. Где надо и где не надо. В каждой бочке затычка!

– Чего это я затычка?

– У своей классной спроси, – ехидно ответил я. – Это она вчера маме по телефону сказала.

– А ты подслушивал, да? – вскинулась Алька.

– Больно надо. У мамы просто телефон громкий. Не то что у тебя. Особенно после того, как ты его уронила.

Алька, кажется, рассердилась всерьез. Она тяжело засопела и двинулась ко мне. Если честно, я не хотел злить сестру, просто хотел, чтобы она отстала. Но, похоже, вышло наоборот.

Мама крикнула из кухни:

– Александра! Сколько раз тебе говорила, не лезь к Максиму! И вообще, собирайся, опоздаешь в школу!

Хорошо, что хоть мама всегда на моей стороне. Иногда это бесит, но сейчас кстати.

Алька пнула стул и ушла, всей спиной демонстрируя презрение. Так только девчонки умеют. И дверь в комнату не закрыла. Коза!

Перепалка отбила сон, но вставать не хотелось. Пасмурным осенним утром хорошо полежать в кровати под теплым одеялом. И подумать о всяком таком… О чем некому рассказать.

Алька копошилась в коридоре, нарочно громко бурча. Мама раздраженно сказала:

– Сколько можно возиться!

Клацнул замок, и в квартире стало тихо. Слышно, как шумит в трубах вода, а за стеной разговаривают соседи. Но все эти звуки – словно в другой вселенной. А комнаты постепенно заполняет пустота. Казалось, ее можно потрогать – упругую, звенящую, холодную и тоскливую.

Раньше я не оставался в квартире один. Всегда поблизости крутилась Алька. А теперь третий месяц учусь дома и никак не привыкну.

Я сделал гнездо из одеяла, накрылся с головой. Сон не шел, но стоял где-то рядом, отодвигая реальность. Я знал, что еще не сплю, но уже видел цветные пятна, предметы, отрывки мультфильмов, пролетающие с двойной скоростью. А потом перед глазами появилась старая потрепанная книжка. Большая, с разлохмаченными краями, без обложки. Совсем малышовая – крупные буквы, картинки на полстраницы. Мелькнула и исчезла.

Она показалась знакомой. Но вспомнить не хватило времени: появилась другая – старинная, толстая, в кожаном переплете. Она медленно уплывала в чернильную темноту. Словно звала за собой. Я ринулся за ней. Успеть, пока она не исчезла! Тьма рывком придвинулась, обхватила со всех сторон. Но не задержала – я летел, чувствуя себя легким и невесомым. Кто-то моим голосом произнес: «Это сон». Я засмеялся. Какой же это сон? Коленки щекочет теплый ветер – так бывает летом, когда бежишь по разогретому солнцем городу. Я еще не забыл, как это бывает. Волосы отлетают со лба, и это здорово, потому что они порядочно отрасли и лезут в глаза. А в парикмахерскую сходить не с кем. Маме некогда, одного не пускают.

Книга падала – вниз, к серому Замку на холме. Его окружал мрачный лес. Замок щетинился флюгерами, сердито смотрел бойницами на башнях. Но в его мрачности не чувствовалось опасности. Он казался обиженным, одиноким, заброшенным. Но не злым.

Я спикировал к Замку. Пролез в узкое окошко и спрыгнул на пыльные каменные плиты.

Сюда почти не проникал свет. В коридоре висел сумрак, похожий на развеянную в воздухе серебряную пыль. Шаги гулко разносились по коридору. Пахло сыростью, плесенью, прогнившим деревом. Чувствовалось, что здесь никого нет, но страшно не было. Иногда попадались двери – старые, деревянные. Тяжелые и разбухшие, они не открывались. Потом коридор оказался перегорожен каким-то хламом. Я пошел назад, снова дергая двери. Одна из них шевельнулась. Я уперся ногой в стену и дернул изо всех сил.

Наверное, здесь была библиотека. В высокое окно, больше похожее на бойницу, залетал ветер. Он трепал обрывки полуистлевших тряпок – то ли бывших ковров, то ли покрывал, уже не разобрать. Многие стеллажи развалились от старости, некоторые еще сохранились, и на них стояли книги. Еще больше книг валялось на полу. Я поднял одну из них – старинную и тяжелую. Открыть не смог, страницы слиплись. Взял другую, дернул. Переплет лопнул, посыпались листы. Я наклонился подобрать их и увидел ту самую книгу. Она прилетела в библиотеку, словно торопилась домой, и теперь пряталась в углу под обломками досок. Я поднял ее, аккуратно взялся за обложку…

За спиной с грохотом захлопнулась дверь. Я вздрогнул и оглянулся. Пробормотал:

– Сквозняк.

Когда повернулся обратно, то чуть книгу не выронил.

Новые темно-коричневые стеллажи блестели полировкой. На них ровно и красиво стояли книги. В окно, украшенное витражом, светило солнце, разбрасывая по ковровым дорожкам разноцветные пятна. Большое и уютное кресло приглашало забраться в него с ногами. В коридоре послышались шаги, заговорили люди. Я представил, как сейчас появится хозяин Замка и спросит: «Мальчик, а ты кто такой? Как сюда попал?» Еще за вора примут! Нужно срочно убираться отсюда!

Шаги в коридоре стихли. Я осторожно приоткрыл дверь… и увидел тот же захламленный коридор. Опять пришло ощущение пустоты и безлюдности. Я обернулся, уверенный, что библиотека снова превратилась в развалины. Но библиотека осталась. Это вдруг показалось правильным. Перестав думать о странностях Замка, я сел в кресло и уткнулся в книгу.

Я долго просидел там. Буквы казались знакомыми, но прочесть их не получалось. Иногда они все-таки составляли слово, но как только я отводил взгляд, снова разбегались, превращаясь в непонятные значки. Я зажмурился, потер глаза. И услышал шаги на лестнице. Медленные, уверенные, тяжелые. Так ходит человек, которому некуда спешить. И хотя я ничего плохого не сделал, почему-то стало жутко. Сердце забилось, как будто в боксерскую грушу кто-то лупит без передышки: бух-бух-бух! Я дернулся – нужно убежать или спрятаться! И остался сидеть. Потому что бежать нельзя, это я понимал совершенно четко. Если убегу, не увижу чего-то важного. Может быть, самого важного в жизни.

Дверь медленно открылась. Я замер. В темном проеме стоял высокий мужчина. Я не успел его разглядеть. Зато увидел, что он держит взведенный арбалет.

Человек медленно поднял руку. Острая маленькая стрела смотрела мне в лицо. Я съежился, хотел закричать, но смог только прошептать:

– Пожалуйста, не надо…

Непонятно откуда выпрыгнул большой серый зверь. Собака или волк, не разобрать. Он бросился на человека с оружием. Арбалет тренькнул, и тут же у меня в груди разорвалась такая боль, что я закричал. Между ребрами торчало оперение стрелы. Я понял, что умираю. По краю сознания проскочила мысль: этого не может быть, это сон! Но тут же я с тоской понял, что таких отчетливых снов не бывает. Я заплакал, захлебываясь кровью и воздухом, который стал густым и забивал рот. А грудь раздирала мучительная, нестерпимая боль.

– Максим!

Сон исчез, оставив боль в груди и предчувствие беды. Я понял, что лежу дома в своей кровати. Сдержал всхлип и открыл глаза.

Алька держала меня за плечо. Наверное, тряхнула, чтобы разбудить. И лицо у нее испуганное. Такое же, как в тот день, когда я первый раз грохнулся в обморок.

– Ты кричал…

– Страшный сон приснился, – неохотно ответил я.

– Расскажи.

– Да ну…

Она не ушла, присела на край кровати.

Я потер ребра – боль уходила.

Стряхнув слезы, я повернулся и через Алькино плечо глянул на часы. Просто по привычке. Часы показывали без пятнадцати десять. Я машинально спросил:

– Ты почему не в школе?

– Кеды забыла. Домой зашла, а из твоей комнаты такие звуки…

– Маме не говори.

Алька кивнула… и опять не ушла. Молча и непонятно смотрела – вроде с сочувствием, но и с интересом тоже.

Я сделал строгое лицо. Все-таки я на год старше, должен следить за сестрой.

– Опоздаешь на урок.

– Ну и ладно. Может, вообще не пойду.

– Влетит.

– Не-а. Михалыч в жизни не поверит, что я просто так физру прогуляла.

Это точно. На физкультуре Алька первая. Такое на турнике выделывает – пацаны завидуют. Юрий Михайлович – наш физрук – ее разве что на руках не носит. А на меня смотрит с презрением. Как будто я виноват, что освобожден от физкультуры!