– Это, наверное, дорога в ад… – с горечью пробормотала она.

Они вернулись в «L’Armonia», и два дня она не покидала постель, страдая от невыносимой мигрени.

Через неделю, пока мужа не было дома, Андреа Стюарт попыталась внушить дочери, что пора признать: мир не ограничивается видом из её балкона.

– Я знаю, но мне это неинтересно, – спокойно ответила она.

– А что будет с ней, когда нас не станет? – обеспокоенно спросила Андреа мужа.

– Надеюсь, к тому времени она изменит своё мнение, – беззаботно ответил Юль Канак. – Особенно если встретит юношу, который заставит её понять, что жизнь – это не только книги и интернет.

– Первая обязанность детей – заставлять родителей волноваться.

– Не вижу ничего забавного в этом ответе.

– А он и не забавный… – уточнил он. – Он реалистичный. И можешь быть уверена, что волновалась бы гораздо больше, если бы не знала, где он и с кем.

– А что, если пригласить на выходные сына Мартинона? Он очень красивый и воспитанный молодой человек.

– И полный недотёпа… – последовал мгновенный ответ. – Уверен, стоит Орхидее заподозрить, что мы пытаемся её с кем-то свести, как она тут же отправит его восвояси. Первым делом она спросит его мнение о перспективах успеха экспериментов с холодным термоядерным синтезом или чем-то подобным, чтобы моментально его заморозить… или сплавить.

– А Рене Тайе?

– Он гомосексуал.

– Гомосексуал…? – удивилась она. – Ты уверен?

– На самом деле, он скорее «обратимый».

– И что это значит?

– Что иногда он одного цвета, а иногда другого.

– Никогда бы не подумала! Была уверена, что единственное, что его интересует, – это спорт.

– Его больше интересуют спортсмены, так что забудь о нём и о любом другом. Когда придёт время, Орхидея сама выберет мужчину, который ей подходит. Она умнее тебя, меня и всех, кого я знаю, так что повторяю: не беспокойся о её будущем.

– А если я не буду беспокоиться о своей дочери, то о ком, чёрт возьми, мне беспокоиться? – задала она в какой-то степени логичный вопрос.

– Ни о ком, дорогая, ни о ком, – настаивал Жюль Канак, нежно поглаживая её по щеке. – Те, кто живёт в таком месте, как это, не имеют права беспокоиться, когда у стольких людей есть по-настоящему серьёзные заботы.

Тем не менее, даже живя в Л’Армонии, мать имела право беспокоиться о своей дочери, особенно замечая поведение, которое можно было бы назвать, по меньшей мере, эксцентричным, и которое в обозримом будущем не собиралось меняться.

Орхидея Канак Стюарт читала всё, анализировала всё и изучала всё до такой степени, что могла бы считаться опытным парфюмером, поваром, достойным двух звёзд Мишлен, и ловкой хакершей, способной взломать систему безопасности любого банка.

Перфекционистка до изнеможения, она всегда следила за тем, чтобы ни стул, ни ваза, ни пепельница не были не на своём месте. В те ночи, когда перегорали пробки, она могла на ощупь пройти весь дом, спуститься в подвал и заменить их, не задев ни одного предмета мебели.

Весенними вечерами она любила сидеть на террасах Сада дю Луп и потягивать свой знаменитый мятный сироп. Именно там, вскоре после своего восемнадцатилетия, она снова встретила одного из своих одноклассников, Джиджи Малатесту, который, по-видимому, последние годы посвятил непрерывному росту.

Он значительно превышал два метра в высоту, что сделало его восходящей звездой международного баскетбола. Увидев её, он поспешил рассказать, что проводит какое-то время в деревне с матерью, пока восстанавливается после болезненной травмы лодыжки.

Сын могущественного итальянского строительного магната, Джиджи всегда делил свою жизнь между Грассом и Миланом, так как его родители смертельно ненавидели друг друга. Однако это никогда не влияло на его настроение, так как ещё с тех пор, когда он был вчетверо ниже своего нынешнего роста, его считали самым озорным и бесстыдным сорванцом в школе.