Мы зашли и сели друг напротив друга. Женщину сильно трясло, ее глаза опухли от слез. Я налила ей воды и постаралась немного успокоить:

– Выпейте, пожалуйста.

Женщина выпила стакан воды и слегка успокоилась:

– Вы будете вести дело об убийстве моей дочери?

– Я. Как к вам обращаться?

– Нина Антоновна.

– Вероника Андреевна.

– Я знаю, мне ваша начальница сказала совсем недавно. Подозреваемые уже есть?

– Пока нет. Дело непростое, и я только сегодня взялась за него. Убийство было совершено этой ночью.

Нина Антоновна понимающе кивнула и начала рассказ:

– Кира с самого детства была проблемным ребенком. Постоянно хулиганила, подруг практически не было, одни мальчики с самой песочницы. Семья у нас небогатая. Кира – единственный ребенок. Муж всю жизнь на заводе проработал, и я там же уборщицей. Денег вечно не хватало. Но мы с супругом очень дочь любили, никогда не обижали, она всегда у нас чистая и опрятная была. Но Киру это не устраивало – она любила ярко и дорого одеваться, мы не могли себе этого позволить. С пятнадцати лет дочь перестала ночевать дома и забросила школу. Стала появляться в элитных вещах, на вопросы не отвечала. Мы с мужем и с учителями общались, и к психологу Киру водили. Но всё было бесполезно. Кира постоянно подъезжала к дому на разных дорогих машинах. Один раз мы её закрыли и не выпустили из дома; так потом, после жуткого скандала, она тайком собрала вещи и ушла. Искали её, искали… Потом сама позвонила и сказала, что всё у нее хорошо, чтобы мы с отцом не лезли в её жизнь, и что в нас она больше не нуждается. Вот мы и созванивались изредка. Жива, здорова – ну и хорошо. Потом до нас дошли слухи, что Кира сошлась с каким-то наркоманом и ждет от него ребенка. У мужа и так сердце слабое было, но это известие его добило, и он умер. Кира даже на похороны не приехала. Прошло уже много времени, дочь так и не показывала родившуюся внучку. Но однажды мне позвонили из социальной службы, и женщина сказала, что Киру лишают родительских прав за грубое обращение с ребенком. Я, конечно, согласилась взять опекунство над внучкой. Когда я увидела Марту, то пришла в ужас. Она была очень истощена, вся в ссадинах и синяках. Как так можно было обращаться с ребенком? Откуда такая жестокость? Мы с моим мужем никогда даже пальцем не тронули Киру, несмотря на все её выходки. Стали мы жить с Мартой вдвоем; я её определила в детский садик, а сама работаю. Кира за три года всего лишь несколько раз позвонила, и всё. А тут сегодня утром включила телевизор, а на экране фотография моей дочери, и говорят про зверское убийство.

Женщина разрыдалась и забилась в конвульсиях. Я подошла к ней и стала вытирать слезы:

– Убийца вашей дочери обязательно найдется и будет наказан. Вы вообще ничего не знаете о круге общения Киры?

– Практически нет.

Я отошла к окну допросной, открыла его и закурила:

– А где сожитель Киры, не знаете?

– Умер от передозировки. Собаке собачья смерть! – в негодовании вскрикнула Нина Антоновна.

– У вас остался телефон женщины из социальной службы?

– Да, естественно, мы с ней регулярно общаемся. Знаете, я кое-что вспомнила; возможно, вас это заинтересует. Кира как-то мне звонила выпившая и сказала, что ей очень плохо, и она хочет пойти на прием к профессиональному психологу.

– А куда и к кому, она не уточнила?

– Нет.

– Если вы вдруг что-то вспомните, обязательно мне позвоните. У вас есть листок и ручка? Оставьте мне свой контактный телефон и данные женщины из социальной службы.

Мы обменялись с женщиной контактами, и вскоре я ее проводила.

Мой кабинет был пуст: Руслан, видимо, перевыполнил норму работы и теперь решил передохнуть. Перед глазами лежал листок с данными социальной работницы и записная книга Киры. Недолго думая, я набрала номер социальной службы; после долгих гудков я услышала басистый женский голос: