в аэропорту, уже прокрутился в центрифу-

ге несколько раз. Потерял вид и форму. И,

как и многие вещи, был выброшен в мусор.

Не удивлюсь, если таджик, отвечающий

за чистоту мусорного контейнера, шлет

стабильно гуманитарную помощь к себе на

родину.

И по синему небу над Кавказским хреб-

том стройным косяком летят брендовые

шмотки в Таджикистан. К его жене и тро-

им детям.

И зачем так часто стирать! Будто шахте-

ры в доме живут!

У Адели в цоколе три гардеробные ком-

наты. Они напоминают небольшие бутики.

Для обуви. Одежды верхней. Одежды ниж-

ней. Адель может часами перебирать свои

вещи. Пока я здесь же, в цоколе: выглажи-

ваю шнурки, махровые салфетки и прочую

кухонную сволочь.

Прихоть хозяйки. Это чтобы шустрая

работница без дела не сидела!

После «Адидаса» мы едем в торговый

центр. Адель швыряет в тележку все подряд.

Пачками и коробками. Не глядя на ценни-

ки. Ананасы, манго, икру, соки, шоколад,

колбасы, сыры и другие деликатесы.

– Я сервелат лично для вас беру. Я его

не ем, – снисходительно обращается ко мне

Адель.

– Я тоже колбасу не ем, – парирую я.

Хозяйка меняется в лице, кажется, оби-

делась. И вот-вот слезы навернутся на ее

глаза.

Адель заполнила почти доверху тележку

продуктами и взяла… вторую тележку. Для

бытовой химии, швабр и метелок. Победо-

носно вскинула на меня свои прозрачно-

серые глаза.

– Это уже персонально для вас.

Меня передернуло от этого. И я отошла к

тележке с колбасой.

На кассе Адель выложила сумму, рав-

ную моей месячной зарплате.

Я не комментирую. И комментировать

тут нечего. У ее мужа налаженный бизнес в

Москве. Дома высотные строит. А мой муж

родной выстраивает затейливые пирами-

ды. В постели. С новой женой. И мне по-

хвастаться нечем. В отличие от Адели.

Мне даже показалось, что Адель дела-

ет все демонстративно. Красуясь передо

мной. Я никак не реагирую. Тратить день-

ги на такое количество ненужного товара!

И на продукты сомнительной пользы! Глу-

по. Даже если у тебя миллионы! Тем более

когда ты на диете! И изнуряешь себя каж-

дый день на бегущей ленте в спортзале.

Лучше бы вкладывала деньги в свое об-

разование. Вузов Адель не заканчивала.

Замуж выскочила в шестнадцать лет. За

одноклассника. В семнадцать родила дочь.

Анжелику.

Анжелику я видела издали, два раза. Мы

с ней не пересекались. В семь утра она уез-

жает в колледж, в Геленджик. А приезжа-

ет в девять вечера. Возят ее водители. Их у

них трое.

За рулем по дороге домой Адель начала

откровенничать!

– Я никогда ни дня не работала. Муж

меня любит. Это уже третий джип, кото-

рый он мне дарит. И никогда не предупре-

ждает. Все держит в секрете. Этот «Порше

Кайен» он мне подогнал к дому. И по теле-

фону попросил выглянуть в окно. Между

прочим, стоит двести тысяч долларов. Ма-

ленькая женщина рождена для любви. А

большая – для работы, – хвастливо поды-

тожила Адель.

Я, кажется, смутилась от таких слов. И

инстинктивно вжалась в сиденье молочно-

шоколадного салона. В сравнении с ма-

ленькой Аделью я не была Дюймовочкой.

– Адель! В доме повешенного не говорят

о веревке, – осмелела я.

Она не поняла моего замечания. Так

же, как не поняла меня, когда я сказала

ей на днях, что положила ключи от гара-

жа в «Джоконду». На кустарной коробке-

ключнице с портретом Джоконды золоты-

ми буквами было написано «Мона Лиза».

Не удивлюсь, если Адель только с коробкой

для ключей ассоциирует Мону Лизу.

Кстати, Адель боится потерять мужа.

Она мне рассказала о своей подруге, кото-

рой уже сорок лет и которую муж бросил

с двумя детьми, сменив на молодуху, при-

званную реанимировать способности му-

жика к постельным сценам.

Вот уж этот никчемный рыцарь! Камин-

ный аксессуар, жлобской атрибут многих