– Что такое сохранение? – встрял я с вопросами.
– Это такой домик, где живут тёти и ждут, пока им аист принесёт маленького ребёночка. Ты же ведь хочешь братика или сестричку? – спросил отец.
– Очень хочу братика, но большого! Я б с ним играл, – начал выпрашивать я.
– Большого братика, не получится. Аист не осилить поднять больше четырёх килограмм.
Взрослые засмеялись и налили по стаканчику сливянки, а я посмотрел на старое дерево. В тополь, когда-то ударила молния. Оно, высохшее, без веток, как столб, одиноко стояло у дороги. На верхушке тополя было гнездо и в нём жила семья аистов.
– Да и правда, такой аист не сможет принести большого братика, – подумал я.
– Дед, и чего ты сидишь? Пойдём на луг лягушек ловить, будем аиста кормить. У него будет больше силы, и он сможет принести мне большого братика.
Взрослые снова засмеялись. Дед взял меня за руку, и мы пошли на луг. Луг находился за садом. Туда мы с дедом на ночь водили пастись Орлика, и я важно на нём сидел. На лугу, дед путал ему передние ноги, чтобы далеко не убежал и оставлял на ночь. По дороге мы часто встречали лягушек, они прыгали из-под наших ног в сторону, и я легко мог поймать их.
– А как ты будешь кормить аиста? – по дороге интересовался дед.
– Как? Как? Сам, не знаешь, что ли?! Поймаю лягушку, привяжу один конец верёвочки к задней лапке, второй за дерево, аист увидит, что лягушка прыгает, опустится и съест её, – учил я деда.
Бабушки запели песни, а Шарик увязался за нами.
– Дед, почему наш кот никогда никуда не ходит?
Старый ленивый кот Мартын остался на крылечке греется на солнышке. Дед сказал, что осенью ночью кот ходит в поле, когда уберут рожь. Он там охотится, на больших камнях, на мышей, а если повезёт, как в прошлом году то может принести и зайца. Я был маленький и конечно этого не мог помнить, да и убитых животных мне не показывали. У нас свои кролики, куры, цыплята, ни кот, ни тем более Шарик на них не охотились. Дед продолжал, что за день камни на солнышке сильно нагреваются. Ночи холодные, а камни остывают медленно. Комбайн не может чисто убрать рожь и оставляет её клочки у больших камней, сюда то и приходят мыши за зёрнышками. А кот уже с вечера ляжет на камень и караулит свою добычу. Молодые зайцы ещё не знают, что у камней может их поджидать опасность. Прибежит такой заяц, ляжет за камнем с противоположной от холодного ветра стороны и греется. Пригреется, да и уснёт. А кот лежит на камне ждёт этого момента. Прыжок на шею. Задушит беднягу или сломает ему хребет и тащит домой, показать какой он охотник. Кот был независим, делал что хотел, ходил куда хотел, службу он не нёс. Да и мышей ловил из-за своего охотничьего инстинкта, говорил часто дед, найдя задавленную, но нетронутую мышь. Шарик наоборот был вечно голодный. Если ему попадёт мышь, он сразу её проглатывал, а не играл с ней, как это любил делать кот. Мартын не боялся Шарика в отличие от его соплеменников, которые случайно зайдя на хутор, оказывались на деревьях и орали там, пока их не снимет отец. Лучше всех кот относился к бабушке Вере. Только та подоит Пеструшку, кот тут как тут. Трётся у её ног, мяукает, ходит за ней по пятам, пока бабушка не даст ему молока. К деду и отцу он подходил изредка, когда те чистили пойманную речную рыбу. Ко мне он приходил только зимой, и то спать. Запрыгнет еле слышно на печку, ляжет у моих ног и мурлычет свою песню.
Так взявши за руки, разговаривая, мы шли по большому саду. Чего только в нём не росло. Вот усыпанные ягодами кусты: ежевики, красного и зелёного крыжовника, шиповника. Ветки разных сортов яблонь ломились от плодов. А груши, какие у деда были груши?! Особенно одна, дед называл её Бэра, медовый аромат её плодов разливался по всему саду. Она росла так высоко, что её верхушку мне не было видно из земли. Плоды её были большие жёлтые с красными боками, падали на землю, разбивались ровно на четыре части, темно-коричневые семечки высыпались наружу. Рой ос кружил над ними. Дед не очень жаловал фрукты, но не удержался, подошёл к груше, и мы начали поднимать плоды с травы. Груши были такие вкусные, что сами таяли во рту, от них невозможно было оторваться. Поднимаю очередную четвертинку, сильная боль пронзила мою ладонь. Я закричал. Дед вял мою ладошку в свои огромные ручищи, начал её рассматривать. Посмотрел и я. Рука как рука. Ничего на ней нет. Маленькая точка укуса, да и только.