– Более двух килограмм потянет, – сделал своё заключение отец.

Потом мы пошли купаться. Я с удовольствием барахтался у берега. Как мог, пытался плыть по-собачьи, вспоминая науку деда. Отец с начало смеялся надо мной, потом взял кусок хозяйственного мыла, вымыл с головы до ног. Вытер полотенцем, надел чистое бельё, которое он привез с собой, знать заранее спланировал купание, чтобы не греть воду в квартире. Посадил сушиться на солнышке, на свою телогрейку, а сам начал плавать вдоль реки против течения, так быстро, что у меня дух от зависти захватывало. Он плавал разными способами: кролем, брасом, баттерфляем, на спине, нырял под воду, чем меня сильно напугал, долго не всплывая.

– Кто тебя так научил плавать? – спросил я, когда он кончил называть виды плавания и демонстрировать своё умение ими плавать.

– Друг в армии! До армии я плавал только по-собачьи, и в сажёнки, – ответил он.

Довольные, после сушки папиных штанов, мы перекусили и поехали домой. На крыльце нас встретил Зенок, и высмеял наши удочки, привязанные к мотоциклу. Отец показал наш улов. Зенок от удивления открыл рот и с отвисшей губой принёс из дома пружинные весы, потребовал у меня взвесить улов. Мы с отцом согласились. От запаха свежей рыбы соседские коты, сбежались к нам. Подбежали и ребята, игравшие в ближайшем сквере.

– Весь улов весил три килограмма семьсот грамм, голавль – два шестьсот. Значит, сын поймал один килограмм сто грамм, – сосчитал отец в уме, обучая меня счёту.

Тут Зенока понесло, он сказал, что его отец начальник. И он купит ему в магазине в Вороново, новую настоящую удочку. А не такие как у нас палки с пробками, тогда он наловит больше, чем мы рыбы. Отец усмехнулся, поблагодарил за весы, и мы пошли домой. Дома отец быстренько очистил голавля, порезал его на куски, голову с сердцем и печёнкой отложил в сторону, а потроха собрал на газету. Потом он принялся за мой улов. Очистил несколько окуней, пескарей и плотвичек добавил к ним голову и внутренности голавля и поставил на керогаз варить уху. Собрал все потроха вместе в газету, велел вынести на улицу к помойке и отдать котам. Оставшуюся рыбу выложил в свою солдатскую миску и сказал:

– Твоя рыба! Угости кого хочешь, а то к утру она протухнет! У нас нет холодильника.

Я взял миску, и не задумываясь, отнёс тёте Гале. Потом понёс потроха на улицу, но до помойки не донёс метра три, порвалась газета. Преследовавшие меня коты, тут же набросились на рыбу, не дав её собрать. Так что на помойку я выбросил только газету. Придя домой, на столе увидел знакомую вазу с пряниками и подушечками. Я высыпал их в тарелку и пошёл относить вазу. На стуле у печки, на пару с котом сидела тетя Галя и чистила рыбу. Я долго с азартом рассказывал ей о рыбалке. Она слушала, а в конце, почему-то стала плакать. Кот заждался от неё потрохов, и начал потихоньку сам воровать рыбу с миски. Окончив, рассказ я ушёл к себе.

– Ты вовремя, – сказал отец.

На столе стояла уха и первая тарелка жареного Голавля. С голодухи, я съел целую тарелку ухи с мелкими рыбёшками и печёнкой. Отец то же съел тарелку ухи, но с огромной рыбьей головой. Потом я ещё попробовал, жареного голавля. И уха, и жареная рыба были очень вкусны. После ужина меня сразу сморило ко сну.

Моя жизнь на новом месте.

Утром я проснулся поздно, отец ушёл на работу. Я умылся, съел два куска жареной рыбы. В это время мне позвонил с работы отец. Сказал, что он разговаривал с мамой. Сестрёнке стало лучше, а он по работе уезжает в Бенякони, приедет к пяти, обед на плите. Разговор прервался, звонка больше не было. Наверное, отец, куда-то срочно уехал, где нет телефона. Телефон у нас служебный, он необходим папе по работе. Ещё у нас на тумбочке у маминого шкафа стояла радиола. У меня были свои любимые передачи и дикторы. Папа научил меня переключать каналы и искать нужную волну. Вот и сейчас я нашёл радиостанцию, которая транслировала из Минска передачу для детей. Прослушав её, я выключил радиолу и стал смотреть через окно в сквер. Вскоре появились ребята и начали играть в лапту. Мне стало скучно одному дома, тем более отец не успел дать запрет на выход из дома. И я сразу вышел во двор, пока отец в разъезде. Ребята обступили меня и начали расспрашивать о рыбалке. Я всё честно рассказал и ничего не утаил. Тогда Зенок сказал, он был самый старший из нас, что он с отцом в выходной уедут на Неман на своей Победе. В то место, куда мы ездили с отцом, можно проехать только на мотоцикле. Неман это большая река, но ехать туда очень далеко, вспомнил я слова отца. Но промолчал. Я недолюбливал Зенока. Общаться с ним было не интересно. Хотя он был старше меня в два раза, а ростом и весом и того больше. Он всегда хвастался положением своего отца. Вот и сейчас продолжал унижать нашу семью. Я сын начальника станции и не прилично мне ездить на приток Немана на немецком мотоцикле с самодельными удочками. Я опять промолчал, Зенок на этот раз угадал или услышал, что мой дед действительно подарил отцу мотоцикл, который достался ему в качестве трофея, когда он партизанил во время войны. За меня неожиданно вступился Дима, мальчик семи лет, сын учительницы, он в этом году точно пойдёт в школу, ему даже ранец купили: