– Ну, давай, – согласился директор. – За успех нашего безнадежного дела.

Они чокнулись и отпили по глотку. Достаточному, чтобы ощутить вкус напитка. Вино было действительно приятным, даже без всех этих дегустационных заморочек.

– И как оно называется? – спросил Сергей.

– «Променисте», – ответил Григорий Львович . – По-русски значит «лучистое». В семьдесят втором году, между прочим, на всесоюзной дегустации столовых вин было признано лучшим.– Он многозначительно поднял бокал вверх.

– Беру, – решительно сказал Сергей.

Но Григорию Львовичу хотелось показать гостю весь свой товар лицом.

Поставили новые фужеры, и директор широким жестом разлил по ним вино из другой, стоящей на столе колбы.

– А это «Берегивське», – пояснил он. – Готовится из особого сорта винограда Рислинг итальянский. На международном конкурсе вин получило две серебряные и три бронзовые медали. – Он снова приподнял бокал, как бы приглашая гостя отведать напиток.

Попробовали и «Берегивське». Тоже оказалось ничего. Так же, как и «Середняньске», и «Рислинг Закарпатский», и «Боржавское столовое». Не зря ж все они в разные годы получали всесоюзные и международные награды. Как пить дать, не зря…

От столовых вин перешли к десертным: «Закарпатское», «Иршавское», «Биле десертно», «Отелло». Последнее Сергею особенно пришлось по вкусу, может, из-за названия.

Покончив с «Отелло», осушив его, вопреки законам дегустации, до дна, Сергей робко напомнил Григорию Львовичу, что, может, пора уже от слов, то бишь проб, и к делу переходить. Но у того в запасе хранилась еще целая обойма ординарных белых портвейнов, включая благословенное «Било мицне», и было бы грех все их не попробовать. Пришлось уважить хозяина. А то еще, не дай Бог, обидится.

Ну, вот и с портвейнами было покончено, и счастливые, но слегка захмелевшие компаньоны, хотя, вроде бы с чего было хмелеть, ничего особо и не пили, так, только дегустировали, направились в заводскую бухгалтерию выписывать счета и накладные на приглянувшийся товар…

Настроение у обоих компаньонов от плодотворно проделанной работы было приподнятым. Вот оно, чувство настоящего глубокого удовлетворения, о котором так любят писать газетчики.

– Надо бы обмыть сделку, – весело подмигнул директор завода. Похоже, ему хотелось продолжения банкета.

– Вот оформим все, тогда и обмоем, – парировал Сергей. Он тоже был не против снять накопившееся напряжение. Но только после того, как, наконец, избавится от содержимого, будь оно не ладно, своего постылого саквояжа. У него уже все руки от него болели… и даже спина, будто набит он был не бумажными банкнотами, а чугуном. Ну, ничего, недолго осталось мучиться. Сейчас подпишут бумаги и все содержимое саквояжа, все эти миллионы перекочуют от Сергея в заводскую кассу. А взамен он получит самую крепкую, самую надежную российскую валюту… Двадцать тысяч бутылок! «Променисте» и «Закарпатьске», «Иршавьске» и «Портвейн розовый», «Рислинг закарпатский» и, куда ж без него, «Биле мицне». Только как бы все это впихнуть, не в такой уж и вместительный, как оказалось, рефрижератор.

– Ну, давайте, что ли, оформлять сделку, – усевшись напротив главбуха и лихо закинув ногу на ногу, слишком громко для небольшого помещения (сказалась, по всей видимости, дегустация), произнес Сергей. Он расстегнул саквояж и прощальным взором окинул лежащие в сумке миллионы.

Но бухгалтер чего-то медлил, перекладывая бумажки с одного края стола на другой. Потом вдруг резко встал и чуть ли не бегом выскочил в коридор, оставив Сергея одного. Прошла минута… вторая… третья…

– Куда он запропастился? – Сергей уже начал нервничать.