ПАШКА, ПАША МАРЧЕНКО: ЭПИДЕМИЯ ЛЮБВИ

В сентябре все вернулось на круги своя. Начался новый учебный год, и мальчик из трудового лагеря постепенно забылся – стала совсем неважной, неинтересной для меня эта история.

Быстро пролетели осенние месяцы, был встречен новый, 1980 год, который вошел в историю как год московской олимпиады. Постепенно приближалось 23 февраля, и воздух снова наполнялся ранневесенними романтическими волнениями. Как и в прошлом году, нам, подросткам, хотелось эмоциональной встряски, свежих любовных историй, новых событий и неизведанных прежде чувств.

Мы росли. Лица у многих покрылись прыщиками. У мальчиков начал ломаться голос, пробивались первые усики, словно молодая травка после зимы, проказливо торчали отдельные жесткие волоски на подбородке. Какие изменения происходили под одеждой, я тогда даже не задумывалась…

На глазах менялись и одноклассницы: юбки вдруг стали короткими, а форменные платья – тесными в груди. Более плотненькие девочки стали носить дополнительный предмет нижнего белья.

Мальчишки внимательно отслеживали эти изменения. Девчонкам присваивались клички, отражающие размер и форму вдруг появившихся выпуклостей. Точно была девочка, получившая неблагозвучную кличку «Шляпа». Дальше мы, девчонки, по аналогии сами допридумали, что может прозвучать еще… Узнав о кличках, мы, конечно же, оскорбились и возмутились. И дали слово на пацанов внимания не обращать – мол, дураки же еще, что с них взять. Слово не сдержали – еще сильнее «стреляли» по мальчишкам глазками! Даже договаривались тоже присвоить им всем клички по какому-нибудь не менее провокационному признаку, но реально до этого не дошло.

Появились в обиходе понятия «первый красавец класса», «наша классная красавица». Два противоположных клана – мальчики и девочки, юноши и девушки, – ранее не замечавшие друг друга, теперь были взаимно друг другу интересны и привлекательны.

Как и год назад, мы отгуляли «на квартирах» два важных для молодежи праздника. На «мужской» день, 23 февраля, девочки пришли с неумело накрашенными тушью ресницами (в первый раз!). А мальчишки принесли винцо. Хотели распить втихую, не получилось – их заметили и рассекретили. Юные леди возмутились и предложили разойтись по домам, чтобы с «пьяными дебилами» никаких дел не иметь. «Вы краситесь, нам не нравится. Мы – пьем!» – парировали джентльмены.

Впрочем, кипучая молодая энергия быстро перебродила и так же быстро улеглась. Ну да, кругом одни дебилы и дуры – но танцевать с кем-то нужно! «Танцы-шманцы-обжиманцы» никому отменять не хотелось.

После празднования 23 февраля мы стали время от времени проводить вечера «компашкой». Все уже знали о взаимных симпатиях. В сумерках бродили по дворам под ручку пять пар влюбленных одноклассников. Я цепко держала под ручку Герку. Желающих прогуливаться по вечерам было гораздо больше, но кого-то из девочек не пускала строгая мама: «А Жанна пойдет гулять? Нет? Тогда и ты не пойдешь. Нечего шляться по подворотням!»

…С нетерпением мы ожидали ответной инициативы от наших мальчиков на Женский день. И они во главе с Геркой организовали вечер у него на квартире. Самостоятельно сделали угощение: торт из печенья с кремом, вафли, испеченные в легендарной советской вафельнице. Помогали Герке его лучшие друзья – Борька и Пашка. Под зажигательные хиты модных в те времена музыкальных групп АBBА, Boney M., Dschinghis Khan («Чингиз Хан») мы скакали и кружились единой, пестрой, необузданной толпой, но я цепко держала Герку за карманчик светленькой рубашки. Он не противился. А немногим позже, вдали от любопытных глаз, я бросила фразу: «Вот возьму и поцелую!» Герка покраснел, как обычно в волнительные моменты, а потом вдруг наклонился и подставил лицо: «Целуй!» Я старательно, не торопясь, поцеловала его в щеку. И это проявление нежности было верхом возможного тогда взаимодействия между молодыми людьми.