– Мы и не знали, что она здесь, пока Клара в нее не провалилась. Должно быть, ее прикрывал тонкий слой почвы и льда. После мы расширили отверстие, чтобы легче было пробираться внутрь, установили леса и опоры, чтобы потолок не обрушился. Но, конечно, почва все равно постепенно оттаивает.

Юлия стала медленно спускаться по прислоненной к земляной стене пещеры металлической лестнице, свет от ее налобного фонаря покачивался в темноте. Я пошел за ней, с каждой ступенькой опускаясь все ниже во тьму, на лоб мне капал таявший снег. Чтобы не чувствовать вони тухлых яиц – оттаявшая земля высвободила газы, микробов и древний навоз, – я уткнулся носом в рукав пальто.

– Возьмите, – как только я ступил на каменный пол, Юлия протянула мне бандану – замотать нос и рот. – Пока мы не расширили отверстие, тут воняло еще хуже. Но вонь – это наука. Часть этих газов производят бактерии, приспособившиеся к вечной мерзлоте. Некоторые даже выделяют свой собственный антифриз.

Юлия включила гирлянду фонарей, подвешенную по периметру пещеры – убежища, дома, могилы. Если не считать сталактитов и сталагмитов, торчавших из пола и потолка подобно схеме звуковой волны, очертания провала были довольно гладкими. Когда-то над этими стенами простиралось небо. Я представил себе, как Энни сидит у входа в пещеру вместе с родней и жарит на костре свежую добычу. Интересно, они ели молча или рассказывали друг другу истории? Может быть, Энни пела? И другие тоже? А может, от стен пещеры эхом отражались звуки поминальной службы?

– Вот здесь мы нашли Клару, – Юлия указала на камень, выпачканный чем-то темным, похоже, кровью. – Когда мы до нее добрались, было уже поздно.

Опустившись на колени, я провел пальцами по темным капиллярам камня.

Хотелось спросить, говорила ли Клара что-нибудь о своей семье, но я знал, что, скорее всего, истекая кровью и понимая, что сознание ее постепенно меркнет, она изучала место своей гибели и вдыхала воздух эпохи плейстоцена. Бо́льшую часть пещеры занимали остатки каменного круга, в центре которого размещался мегалит размером с дверь. На камне красовался тот же узор, что был вытатуирован на теле Энни. Земля вокруг колонны, ставшая местом упокоения множества древних людей, была усеяна точками и завитками, больше всего напоминавшими код или надпись на некоем языке, которого не должно было существовать в природе.

– Как будто лазером выжгли, – заметил я, обводя пальцем четкие края рисунков. – Никаких признаков, что тут орудовали долотом. Часть линий очень точно сделана.

– Похоже на клинопись, но не совсем. Мы отправили фотографии профессору лингвистической палеонтологии из Оксфорда. Он говорит, надписи никак не могут относиться к тому периоду. Некоторые значки здесь напоминают формулы высшей математики.

– Знаешь, Клара обожала фильмы о том, что в древние времена на Землю прилетали инопланетяне. Что это они построили пирамиды, что Атлантида имела внеземное происхождение. Я же твердил, что все эти феномены можно объяснить по-другому.

Я распекал Клару за увлечение конспирологическими теориями людей, которым докторские прислали по почте. Однако, когда пытался расспросить дочь о ее убеждениях, она лишь теребила в пальцах кулон, будто тот хранил одной ей известные тайны. Порой я задумывался: что, если ее фантазия, научные журналы, увлечение НЛО или посещение конференций вроде той в Сакраменто, посвященной Бигфуту, куда она затащила и меня, сделали из нее более вдумчивого ученого, чем я сам? Может быть, именно поэтому она видела в грязи такое, чего не видел больше никто.

Когда мы вновь поднялись в кратер, я, увязая сапогами в грязи, направился к Дейву и его ребятам. Дейв сидел на корточках у ручья и собирал в пластиковые пакеты воду и осадок. Парни его были по уши в грязи, словно весь день плескались в болоте.