– Клара всегда носила ее с собой, – сказала она. – Она лежала в кармане пальто, когда мы ее нашли.

Опустив глаза, я обнаружил, что все это время так и вертел в руках статуэтку.

– Она была для нее счастливым талисманом, – добавила она.

– Я обещал, что она ее защитит, – признался я. – Не знал, что она до сих пор носит ее с собой. Есть поверье, что после того, как фигурка поглотит несчастье или зло, ее нужно разбить. Она еще всегда носила кулон на шее – кристалл размером с ноготь большого пальца, похожий на необработанный алмаз. Бледно-фиолетового цвета. На плетеной серебряной цепочке. В коробке я его не нашел.

– Когда мы обнаружили тело, никакого кристалла на ней не было, – сказала Юлия. – Наверно, потерялся или украл кто-то, когда ее везли в больницу. Я его помню, она очень им дорожила.

Слушая ее, я крепче сжимал в руке фигурку и смотрел на висевшую на дальней стене карту кратера. Юлия встала и помогла мне подняться на ноги. Пошатнувшись, я указал на булавку с оранжевой головкой – вскрытую пещеру, некогда хранившую древний воздух.

– Клара провалилась в пещеру неподалеку от этого места, – покачав головой, объяснила Юлия. – Я поначалу не понимала, о чем она говорит – она твердила лишь об Энни и остальных телах. Может, у нее от потери крови мысли путались. Или она головой ударилась. Но волновала ее только эта находка. «Как их много, – все повторяла она. – Я вижу ее лицо». Еще что-то про записку с напоминанием для самой себя, про то, что это она во всем виновата. Вы не в курсе, что она могла иметь в виду?

– Нет, – ответил я. Должно быть, Клара винила себя за то, что так и не спасла мир. – Я бы хотел увидеть место, где ее нашли.

– Если позволит погода, несколько наших сотрудников отправятся туда завтра днем. Хотим выполнить как можно больше полевых работ, прежде чем верхний слой почвы снова замерзнет. Всем хочется раздобыть себе образец, а зимой заняться обработкой данных. Хотя Максим считает, что случится еще одно большое сибирское потепление – нам-то это только на руку, а вот планете не очень.

Следующим утром, довольно долго просидев в туалете после вчерашней приветственной вечеринки, я надел Кларины сапоги и вышел в «прекрасный сибирский октябрьский день, температура была воздуха комфортная – плюс пять градусов по Цельсию». От станции до края кратера идти было полчаса, дорога вела через хвойный лес, состоявший в основном из лиственниц, чьи воздетые ветви будто бы дрожали. Я держался Юлии и Дейва – мы замыкали длинный строй ученых, шагавших следом за машинами.

– Знаете, корни лиственниц помогают сохранить лед в почве, – рассказал Дейв, на ходу похлопав рукой по стволу одной из них. – Эти деревья – потомки последнего ледникового периода.

– Правда? – отозвался я.

– Ему бы в викторинах участвовать, – заметила Юлия.

– Эй, не делай вид, будто бегаешь чисто для здоровья. Ты боготворишь это место не меньше любого из нас, – поддел Дейв.

– Это верно, – сказала Юлия. – Но я предпочитаю не болтать об этом.

– Кстати, о викторинах: вы знали, что Батагайку называют вратами в ад? Наверно, это пошло с тех пор, как местные вырубили большую часть деревьев. А именно растительность, друг мой, не дает здешней земле оттаять. Этот кусок подземного мира ширится с каждым годом.

Добравшись до края кратера, я представил, как земля осыпается под моими ногами. На самом же деле она медленно оседала, размываемая наводнениями и ручьями, образовавшимися от таяния вечной мерзлоты. Подойдя к краю, я увидел мрачный Большой Каньон, раскинувшийся под неизменно серым сибирским небом. Исследователи соорудили тут вход: зигзагообразный грунтовый пандус, открывавший красочную палитру времен – жженую сиену и необработанную умбру из коробки с карандашами. Дейв и его команда отделились от остальных и направились к той части кратера, которую они именовали «овраг», – в ней собирали извлеченные из ручья образцы. Внутри кратера находилась еще одна пещера, древняя, оттаявшая в прошлом году. Юлия отвела меня туда и указала на яму размером с Мини Купер.