. Гарантией же подобного равенства является вся сценическая структура монодрамы, которая направлена на экстраполяцию исключительно имагинативной сферы представленного в ней персонажа, его «внутренней» точки зрения (или «правды»): «спектакль внешний должен быть выражением спектакля внутреннего <…> переживание действующего на сцене, обусловливающее тожественное сопереживание зрителя, который становится через этот акт сопереживания таким же действующим»16.

Почти за век до появления современной драматургии, особое внимание уделяющей монодраматической форме, идея перформативной коммуникации активно проповедовалась Евреиновым. Монодраму характеризуют, по его мысли, изначальная «естественность», «спонтанность», «чистая театральность»17 текста, для конкретизации которого существенное значение приобретает механизм сопряжения в сознании читателя «внешней» и «внутренней» позиций, актуализация установок зрителя и слушателя, а также функций актера и режиссера.

Текст монодрамы (литературный и/или театральный) выступает в качестве «проявителя» спрятанных, неактуализированных до поры до времени переживаний читателя/зрителя. Монодрама становится способом идентификации личности реципиента, которая возможна только через испытание встречей с Другим-как-с-самим-собой.

Соответственно, монодраматизм в теоретической интерпретации Евреинова следует понимать как особого рода драматургический дискурс, выстроенный с учетом Другого (в одном случае подразумеваемого непосредственно, в другом – опосредовано). Как видим, Евреинов надеялся, что благодаря монодраме в полной мере осуществится авторский и зрительский «инстинкт театральности». Монодрама – квинтэссенция механизма, преобразующего жизнь по законам театра, т.е. актуализирующее бытие как таковое.

Конец ознакомительного фрагмента.