Царь в задумчивости вскинул голову, да шапка стала сваливаться с головы. Он её подхватил, но со стороны кому-то показалось, что царь шапку снял по какой-то важной надобности. Все вокруг тоже поснимали шапки и задрали головы вверх. Над ними в вышине парила большая птица.

– Белохвостый орёл! – воскликнул оживившийся Алексей Михайлович. – Царь-птица!

Казалось, орёл, застывший в воздухе, был нарисован кистью живописца на янтарно-голубом стяге, развёрнутом во весь небосвод.

– Слава нашему государю, великому князю, благословенному Алексею Михайловичу! – выкрикнул боярин Матвеев. Раздались дружные хвалебные восклицания, и вся праздничная кавалькада продолжила путь.

– Хороший знак, великий государь! – сказал Матвеев.

– То ведомо царю! – ответил подобревший царь.

Наблюдал ли парящий орёл описанную сцену, то не ведомо нам. С уверенностью можно живописать ту картину, которая сейчас открывалась с высоты птичьего полёта.

На широких равнинах, среди бескрайних полей и лесов, холмов и рек, убегающих за синие горизонты, приютились деревеньки и сёла, избы да церквушки, теремки и колокольни, будто растерянные небесами гранёные камешки. А вдали, в звенящем хрустале весеннего воздуха, открывался привлекательный вид на Москву, величественный город на холмах, окружённый глубоким рвом, деревянными стенами и башнями. За укреплениями раскинулись пригородные постройки: дома и церкви, торговые лавки и конюшенные дворы, улицы и площади. Выше всех, подпирая небо, вознёсся островерхими башнями и золотыми куполами кремль, построенный из кирпича и камня. На семь вёрст вокруг кремля каменная стена. Амбразуры в стене наклонные, и невозможно никому подобраться незамеченным.

Стоит приблизиться, как оглушит округу предупредительный выстрел:

– Стой, сатана! Стрелять начну!

За кремлёвскими стенами – царский дворец с чешуйчатыми крышами, изящными башенками, сказочными крыльцами и причудливыми окнами.

На приёме у царя по случаю доброй охоты во дворце играли бубны и литавры, трубили трубы, гостей поили рейнскими винами. Когда рассаживались за стол, поднялся спор между двумя боярами. Каждый считал себя вправе из-за старшинства и знатности рода сидеть ближе к царю.

– Хоть царь мне велит голову отсечь, а мне не на своём месте ниже других бояр не сидеть, – раздавался голос.

– Отсеку, Афанасий Лаврентьевич, ежели будешь в присутствии иностранных послов торговаться, как баба в хлебной лавке! – назидал царь.

– Отсеки ему прямо с бородою вместе, государь! – нападал на обидчика второй боярин.

– Обоим отсеку, Богдан Матвеевич! – утихомирил царь.

– Жаль мне свою головушку! Сяду, где укажешь, государь.

– То-то, боярин! Ты лучше скажи, Богдан Матвеевич, что у нас в оружейном приказе делается.

– По твоему указу, светлый государь, ружья и сабли куём день и ночь для рейтарских и драгунских полков, и для парадных, и наградные тож изготавливаем.

– Добрые ружья, боярин?

– Умельцы есть на Руси, государь, не хуже английских.

– То ведомо мне… Вот что, Богдан Матвеевич, по царской милости пожертвуй наградные ружья моему уряднику и сокольникам, что нынче со мной на охоте рядом были.

– Слушаюсь, светлый государь Алексей Михайлович.

– Теперь ты поведай нам, Афанасий Лаврентьевич, что на судоверфи? – продолжил царь.

– Корабли строим, великий государь. Первый российский парусный корабль спущен на воду в прошлом году.

– «Орёл»?

– По вашему величайшему указу, государь, был назван этот трёхмачтовый флагман. На всех корабельных флагах нашиты изображения орла.

– То ведомо царю. Сколь пушек на корабле?

– Пушек будет двадцать две, государь. Капитан – голландец Бутлер, матросы все голландцы.