Манебжи остановилась. Повернулась – глаза ее горели ярче огня.

– Просто ловлю паразита, – ответила она наконец. – Он любит лакомиться растениями, вот я и избавляюсь от этой прокля́той тли. Ты же садовник, сам все знаешь.

– Но он живой человек! – крикнул Эпл.

– И что с того? Растения тоже живые. Земля живая. Я живая. Кто-то из этих вот вокруг хоть раз подумал о нас? Кроме тебя – никто. Но, я вижу, и твой фрукт недалеко укатился от барона, раз ты теперь на его стороне.

– Да ни на чьей я стороне! Ты только послушай себя, просто остановись. Что ты делаешь?.. – Он почувствовал, как чьи-то пальцы вцепились ему в локоть. – Сэр?

– Я слышу! – прошептал барон. Он выглядел так, будто от пропасти безумия его отделял шажок – и одну ногу он уже занес. – Я слышу ее! Я… я… да оградят меня Восемь25, я вижу ее!

Манебжи наигранно ахнула:

– Так вот что нужно сделать девушке, чтобы привлечь внимание барона! Всего-то спалить ему замок и запереть его в клетке.

– Что… что… – Барон продолжал заикаться, цепляясь за руку садовника и не отводя глаз от видения на крыше своего замка.

Манебжи сбросила игривость, как надоевший наряд, и сделалась серьезной. Угрожающе серьезной.

– Теперь, когда ты меня и слышишь, и видишь, я расскажу тебе о твоих злодеяниях. Слушай внимательно, человек, ведь это последнее, что ты услышишь. Но я не такая, как ты. Я не убиваю жизнь. Я дам тебе дивный шанс переродиться и стать одним из тех, кого ты всю свою ядовитую жизнь так презирал.

Вдруг под ногами у Эпла зашевелилась земля, что-то сдавило ему лодыжки, дернуло, опрокинуло и поволокло – только голова знай себе подпрыгивала на неровностях. В дюжине шагов от клетки его оставили, земля снова зашевелилась, но, когда он посмотрел туда, ничего необычного не увидел. А потом…

Трщщщ! Трщщщ! Трщщщ! – выскочили из-под земли копья. Трщщщ! Трщщщ! Трщщщ! – окружили они барона в западне. Это оказались деревца, но без веток и листьев, высокие и гладкие, как кости. Кто-то бросился к ним на крики хозяина – деревья тут же ощерились длинными крючковатыми шипами.

Эпл поднялся, ухватился одной рукой за воздух, другой – за кого-то рядом и смотрел сквозь частокол, как клетка, внутри которой бился хозяин, мало-помалу обрастала все новыми стеблями, зеленела все новыми листьями, твердела темными складками коры и мало-помалу принимала очертания ствола большого дерева. Последняя злая шутка Манебжи.

Тем временем она напоминала барону его прегрешения:

– Два месяца тому назад ты, так называемый властитель этих земель, приказал вырыть новый колодец на месте, где росли чудесные кусты жимолости. И все бы ничего, да только ты не удосужился сохранить им жизнь. Что ты сделал, барон Вирджиниус Барни? То же, что я теперь делаю с твоим поместьем. А три месяца тому назад…

Эпл подергал за колья и коснулся шипов. Прочные, опасные, так просто не пропустят – изрежут всего. Может, подкопать? Но с какой глубины поднимались эти странные деревья? Метр, два, больше? А если рубить – выйдет едва ли лучше, чем с клеткой.

Рубить…

Эпл глянул на Манебжи: на своем пылающем пьедестале она не обращала внимания ни на что, кроме обрастающего корой врага у ее ног. Отлично. Значит, она не услышала мятежную мысль садовника.

Он ринулся сквозь оцепеневшую толпу, прочь от безысходности и навстречу последней надежде. Найти бы топор – но все сараи горели, вряд ли что-то уцелело. Теперь и ведра-то не сыщешь – разве что раскаленный кусок железа, из которого Тумн мог бы выковать новое. Эта мысль потянула за собой связанные с кузнецом неприятные воспоминания, где в темном тоннеле спасительной искрой сверкнула сломанная лопата.