Она ненавидит эту белую прядь, но Сэм отказывается что-то с ней делать. Она утверждает, что ни в чем не виновата, что это как раз естественный цвет ее волос.

Целая история.

Бабушка поворачивается к маме и хмурится.

– Почему у девочек такие мокрые волосы?

Мама откашливается, раскладывая бабушкины покупки.

– Я пыталась рассказать… Они мокрые, потому что мы торчали у двери под дождем. Было бы здорово, если бы ты была дома, как и обещала. Мне пришлось по старинке воспользоваться окном. И это на глазах у дочерей!

– Всегда через окно, – бабушка смотрит на нас с Сэм и цокает языком. – И уходила, и возвращалась. Она вылезала даже через мансардное окно. Ваша мать была хитрющей девчонкой. Сплошные неприятности.

Мама возмущается, а мы с Сэм переглядываемся. Не знаю, как мама могла вылезать через мансардное окно, оно очень высоко, но бабушка любит преувеличивать, да и представлять это забавно.

Сэм с трудом сдерживает улыбку, а я – смех.

– Да, и, кстати, тебе больше не следует садиться за руль. Особенно в такой дождь, – продолжает мама. – Если нужно было купить продукты, могла дождаться меня. Надо быть осторожней. Надо…

– Тс-с, – шикает бабушка, прижимая к губам указательный палец.

Когда-то мы с Сэм смотрели передачу о дрессировщике собак, который усмирял их сердитым шипением. Вот это точно такой же звук.

Мама стискивает зубы, потом переключается на другую тему.

– А что здесь делают все эти вещи? Почему ты живешь посреди такой разрухи? – она указывает на груду коробок и сундуков перед подвалом.

Бабушка поводит плечом.

– Подвал затопило, поэтому вещи здесь.

Сэм удивляется.

– Ты все это вытащила сама?

Бабушка оборачивается и подмигивает, что для нее типично. Она не считает, что обязана отвечать на вопросы, и я ничего не имею против.

Мама, напротив, имеет.

– Нет, серьезно. Неужели ты тащила все это вверх по лестнице одна? Ты же знаешь, что могла надорваться. Ты… – она останавливается. – И где же я буду спать?

Когда мы жили здесь раньше, мама спала в подвале, среди бабушкиных вещей.

– Будешь спать в гостиной, на кушетке, – отвечает бабушка, как будто в этом нет ничего особенного.

Я жду, что мама начнет спорить, но она идет к «баррикаде».

– Ладно, хорошо, дай мне хотя бы передвинуть все это. И я спущусь вниз, посмотрю, что там после наводнения. Сэм, поможешь?

Сэм, нахмурившись, пристально смотрит на нее.

Мама вздыхает.

– Лили?

Я делаю шаг, но бабушка хватает меня за запястье и оттаскивает назад.

– Нет, нет. Не надо ничего передвигать.

Мама раздражена.

– Они мешают.

Бабушка машет перед собой руками, словно отгоняя мамино раздражение.

– Нет, нет. Только не сегодня. Сегодня – неблагоприятный день. Когда я вытаскивала коробки, был удачный день. Но сегодня опасный день, из-за духов. Передвинем в другой раз.

Опасный день. Я должна остаться с бабушкой наедине, чтобы спросить ее о духе тигра.

– Передвигать вещи в неудачные дни – очень опасно. А уж если сломаешь… – бабушка закрывает глаза и содрогается, словно не может даже представить этого. – Если ты что-то сломаешь… О, это будет ужасно.

Мама в бешенстве и готова буквально рвать на себе волосы.

Сэм делает большие глаза, типа «Ну началось», и уходит.

Это не впервой. Маму всегда раздражают бабушкины суеверия.

Мама произносит, стиснув зубы:

– Это просто смешно. Что…

Но бабушка грозит маме пальцем, прерывая ее на полуслове.

– Ты не мать. Мать – я. Ты больше не задаешь никаких вопросов. И идешь переодеваться. И вообще, почему ты в пижаме?

Мама хочет что-то сказать в свое оправдание, но бабушка хлопает в ладоши.

– Сейчас я собираю ужин. И мне поможет Лили.

Я, конечно, не вызывалась в помощники, но бабушка умеет выстраивать реальность под себя. Я и не возражаю.