Дядю окружало легкое сияние, как бы напоминая, что достойнейший маркиз Риллер более не числится в списке живых.

– Дядя? Чего вам в такой час не спится? – спросила я было, но тут же поняла, насколько бестактно это прозвучало. Интересуюсь у почившего, чего это он не созерцает свой вечный сон.

Дядя Эрланд покачал головой. Потом развел руки, будто собирался обнять спальню изнутри. И еще раз покачал головой.

– Да, я сейчас не дома, – согласилась я.

Дядя топнул ногой. Разумеется, звука я не услышала. Ведь Эрланд Риллер – всего лишь тень.

– Дядюшка, вы что-то мне хотите сообщить? – догадалась я.

Родственник закивал.

– Так сообщайте! – подбодрила я его.

Дядя насупился и помотал головой.

– Ничего не понимаю!

Я села в кровати.

– Хотите и не сообщите?

Губы дяди задвигались, словно он речь произносил. Но слов до меня не донеслось.

Он как рыба – рот открывает, а не слышно ничего.

– Как трагично! Вы не можете говорить со мной!

Дядя Эрланд кивнул.

– Но попробуйте показать тогда.

Дядюшка кивнул снова, а потом начал руками что-то изображать. Очертил в воздухе квадрат.

– Что это, коробка? – обрадовалась я. – Вы приготовили кому-то подарок на Зимолетие, и не отправили?

На лице дяди Эрланда появилась досада. Он снова топнул ногой, но я не боялась. Все равно беззвучно.

Человек, заменивший мне родителей, снова принялся что-то показывать. На этот раз у него получился прямоугольник.

– Что же это может быть? – задумалась я. – Рама? Картина! Точно. Мое, с позволения сказать, наследство!

Дядя кивнул.

Я вздохнула. Эрланд Риллер – известный скряга, у него зимой снежок не допросишься. Слышала байку, что он в детстве их лепил и продавал за мелкие медяшки товарищам по играм, во время снежных боев.

Уж не знаю, правда ли это, но очень на дядю похоже. И так он относился к любой ерунде, что дома у него была. Сейчас, кажется, покойный маркиз требовал отчета, как я его картиной распорядилась.

– Этот…э-э-э… шедевр находится в моей комнате в общежитии. Если вы волнуетесь, не собираюсь ли я пустить его на растопку, то все в порядке. Ничего с ним не случится.

Дядя топнул ногой и показал на меня, потом снова начертил в воздухе прямоугольник.

– Не поняла, вы хотите, чтобы я тоже написала картину? Вряд ли у меня выйдет настолько же талантливо, как у вашего конюха Петрея.

Мой опекун закрыл лицо ладонью. Кажется, он был в отчаянии. У него даже лоб вспотел несмотря на то, что он призрак.

Дядя в очередной раз топнул ногой и исчез. Это сопровождалось легкой вспышкой.

– Приснится же такое, – сказала я зачарованно. А потом поняла главное: собственно, я не сплю.

Чтобы удостовериться в этом, поднялась, прошлась по спальне. Выглянула в окно. Вид чудесный, на снежную крепость и ледяной замок.

Затем перебралась в гостиную, до прихожей прогулялась, открыла дверь, наружу голову высунула. Легкий морозец тут же меня приласкал по-свойски.

Точно ведь не сплю.

Вот тогда мне стало немного страшно.

– Красоточка, посмотри, какой дракончик-то хорошенький! На верхушку праздничного кипариса просится! Есть примета такая: если посадишь на Зимолетнее дерево дракона из иолурского стекла, он обязательно тебе в Новом Круге жениха принесет на крыльях своих!

Чернявый продавец с хитрыми и чудными глазами, один синего, другой зеленого цвета, умильно смотрел на меня, потрясая лупоглазой кипарисной игрушкой. Дракон напоминал снеговичка – два шарика, один побольше другой поменьше, скрепленные толстой перемычкой-шеей. Смешные маленькие крылышки и треугольный отросток хвостика довершали картинку. Щекастое улыбчивое недоразумение настоящего дракона даже издали не напоминало. Мне-то это теперь как никому другому ясно. Однако девочки, Анна и Сузанна, принялись умиляться и уговаривать меня на эту ненужную покупку.