Образование наш адвокат получил в Бельгии и до Киншасы восемь лет проработал в Париже. С нашей точки зрения, это был существенный плюс. Окончательно он меня добил тем, что сказал, что типовой устав банка, который требуется для Центробанка, у него есть, и он нам может его дать, скорректировав под нас, через пятнадцать минут. Устав, по его словам, был отработан им для какого-то другого банка и согласован со специалистами Центробанка. Для нас, мне казалось тогда, время было – деньги.

Он нам даже предоставил примерную смету расходов на получение декрета с учетом возможных подводных камней. Мы для порядка до понедельника взяли паузу, хотя я, в принципе, был готов с ним работать сразу. Надо было срочно стартовать, времени оставалось мало.

Надо сказать в качестве отступления, что в Конго много маленьких национальных игр. Кроме вышеупомянутых – «дай на бензин», «пообедай с белым сам и накорми друзей» как частных случаев общенациональной игры «разведи белого человека» – есть еще, например, такая, как «позвони мне, позвони». Суть ее сводится к тому, что практически ни у одного конголезца никогда нет денег на телефоне (кроме самого высокого, может быть, комсостава). И они все друг другу только «бипают», чтобы ты им перезванивал, либо просят тебя (если тебе нужен звонок от него) перебросить на их телефон денег с твоего телефона. Кстати, оказалось, что технически сделать это очень просто. Были случаи, когда кто-нибудь тебя просит дать телефон позвонить, и если ты отвлекся, тут же перебрасывают несколько долларов с твоего телефона себе. Самая распространенная карточка на зарядку телефона – полдоллара.

Надо уточнить, что в стране существовала тогда только сотовая связь, городской телефонной кабельной сети не было. Но, несмотря на бедность, у КАЖДОГО, даже самого распре-бедного конголезца был мобильник, а то и два-три. Это был имидж, необходимый атрибут, чтобы тебя признавали в обществе, первая вещь, которую купит конголезец сразу после рождения. Благо китайцы постарались, наводнили страну дешевыми аппаратами, которые с виду могут выглядеть даже симпатично.

Сначала это раздражает. Человек тебе не звонит, а все время делает «бип». Потом уже привыкаешь, так как с этим поделать ничего нельзя.

Но самая, пожалуй, распространенная игра – это «укради мобильник». Телефоны крадут постоянно, везде, всегда и при любых обстоятельствах. У меня был случай, когда нашу машину вечером (а темно круглый год уже в семь часов) остановили полицейские, подошли почему-то со стороны пассажирской двери и попросили ее открыть. Я еще был тогда не очень опытный «африканец». Открыл. Стоят два – один, как каланча, высокий, другой – ну прямо карлик (похожи на известных в советские времена Тарапуньку и Штепселя, только черные). Тот, что высокий, держа дверь рукой, начинает мне что-то говорить, другой, отойдя чуть назад, вроде как стоит и просто слушает. Высокий активно лопочет, обращается на местном языке к шоферу, объясняет что-то. Шофер мне переводит, что ловят каких-то хулиганов и надо быть осторожнее. И тут я чувствую, что кто-то тихонько (как легкое дуновение) ощупывает у меня на ремне чехол с телефоном. Я хватаю это нечто. Зацепил руку, но она сразу вырвалась. Смотрю – чехольчик мой уже расстегнут! Но телефон, слава богу, был на месте. Маленький солдатик смотрит на меня с удивлением. Но не уходит. Я спокойно так спрашиваю, где у них полицейский участок и что я хочу поговорить с офицером. «Тарапунька и Штепсель» быстро ретировались и растворились в темноте.

У Петра случилось все более прозаично. Пришли на завтрак в ресторан отеля, заняли столик. Петр положил телефон на стол и отвернулся на пять секунд. Повернулся, чтобы его взять и идти за едой. Все – телефона нет. Кто? Что? Никто ничего не видел. Вроде бы мелькал какой-то мальчик маленький. Вызвали администратора, тот – службу безопасности отеля. Мрачнейшего вида огромный африканец, который откуда-то знал русские слова – КГБ, Горбачев и перестройка, часа два снимал с нас показания. Мне, естественно, тоже пришлось принимать участие в этой процедуре в качестве переводчика. Мы уже были не рады, что кого-то вызвали. Потом он еще два или три раза приходил к нам и опять беседовал по часу. Петр терпеливо ему объяснял все детали и подробности того утра. Я ему уже говорю, что все, мы отказываемся от претензий. Ан нет! Не тут-то было. Отказываетесь, говорит, от претензий – значит, хотели обмануть, – давайте тогда 200 долларов. В общем, с трудом отбились.