По этому вопросу В. А. Кучкин ^>(>15) замечает: «…. еще С. М. Соловьев, пытаясь объяснить возвышение Москвы в послемонгольское время, обращал внимание на приток населения в Московское княжество не только с Юга, но „и из ближайших областей – Рязанской, Тверской, Ростовской, постоянно менее безопасных…“ Возможно, эта мысль С. М. Соловьева стала отправной для М. К. Любавского, много сделавшего для изучения исторической географии Восточно-Европейской равнины периода средних веков и наметившего верный путь для разъяснения специфики территориального развития Северо-Восточной Руси в ордынский период. По мнению М. К. Любавского, после нашествия Батыя и под влиянием последующих походов монголо-татар начался переход населения с востока и центра Суздальщины на ее более безопасные в военном отношении западные окраины: Тверь и Москву. Тем самым вскрывалась причина быстрого усиления не только Московского, но и Тверского княжества, уже в последней трети XIII в. начавших играть крупную политическую роль на русском Северо-Востоке. Один и тот же демографический фактор привел к появлению и развитию двух новых, неизвестных в домонгольский период северо-восточных русских княжеств, образовавшихся на пограничье старой Суздальщины. География политических центров на Северо-Востоке изменилась. Это предопределило ту территориальную основу, которая в дальнейшем стала базой объединения страны. К мнению М. К. Любавского о причинах роста Москвы и Твери присоединился такой осторожный исследователь, как А. Е. Пресняков. Однако в последующее время вывод М. К. Любавского не был должным образом оценен и развит».

Понятно, что исследователей останавливало полное отсутствие хоть сколько- нибудь надежных данных о численности населения в относительно близкие для 14 в. времена. Первые дошедшие до нас данные по учету населения относятся к концу XV – началу XVI века, но только по Новгородской земле. Они зафиксированы в писцовых книгах 1495—1505 гг., в которых для сравнения приведены и итоги предыдущего писцового описания 1480-х гг. Сохранились также писцовые книги середины и конца XVI века по отдельным уездам, волостям и станам, и более полные материалы писцового описания 1620-1630-х гг. Писцовые описания учитывали земельные владения и дворы (хозяйства), облагавшиеся налогом (податные дворы), и глав проживавших в них семей; общие итоги этих описаний (количество дворов) до нас не дошли. Сама применявшаяся система налогообложения не была ориентирована на учет населения, поскольку её основой был учет земли как меры труда и доходности, а стало быть и возможности уплаты налогов. Упоминание в писцовых книгах глав семей указывало только на конкретного ответственного за уплату налога и учет владельцев при их перемене.

Так называемое сошное письмо предусматривало измерение земельных площадей (в городах – застроенных дворами), перевод полученных данных в условные податные единицы (сохи) и определение размера прямых налогов. Величина сохи неоднократно менялась. С середины 16 в. она измерялась в четвертях (четверть, или четь = 1/2 десятины), причем размер сохи зависел от качества почвы и социальной категории землевладения. В городах в соху включалось различное количество тяглых дворов, подлежащих обложению.

Техника сошного письма видоизменяясь в соответствии с изменением самой сохи и с дополнительными заданиями, дававшимися писцам, мало-помалу приобрела устойчивые формы, закрепленные в книгах сошного письма. Писец должен был объехать порученную ему территорию, описать город и все селения, установить число плательщиков и количество обрабатываемой ими земли, определить прибыль или убыль возделанной земли, подлежащей обложению. Все описание города и сельской местности с дворами и категориями землевладения составляло писцовую книгу, служившую официальным документом для сбора податей. При описании в определенном владении часто оказывалось не целое, а дробное число сох. Соха могла делиться на 32 мельчайших подразделения.