Алиса вдруг разозлилась на него, почувствовала, как её щёки загорелись, а сердце бухнуло и встало, потом бухнуло опять. Она и поблагодарить его не смогла за то, что пошёл с ней. Выскочив на улицу, она припустила прочь от него, оглянулась на бегу, ухватила его перекошенное от такой её наглости лицо и отмахнулась: «Пока».
А может, эта злость – просто страх будущих, нет, уже наступивших отношений? Ну что мне с ним делать, если он заинтересовался? Или даже влюбился? Зачем мне это бревно? Хорошо брёвнам. К тому же он скоро уходит из лабы.
Вечером Алиса рассказывала Лейле, сидя у неё в саду с чашкой какао пополам с ромом, приводила в порядок мысли, которые вызвали у неё истории декана Акоста. Мудрая Лейла хитро улыбнулась:
– Это шуточки, с тобой просто флиртовал старикашка декан, а ты не врубилась!
Опять флирт!
– Нет… Не просто. Мне показалось, что декан всерьёз верит, что «Белвью» влияет и на гиппокамп крыс, и на гиппокамп экспериментаторов. Или за дуру меня держит, что ли?
Лейла рассказала, как на первом курсе аспирантуры они штудировали его книгу по психологии, в которой он объяснял, что всё то, что мы делаем – продукт нашего мозга, без мозга мы были бы ничем.
– Ну тогда является ли музыка мозгом?
– Да.
– Является ли язык мозгом?
– Да.
– Ненависть – это мозг?
– Да.
– Голод, надежда и знание, любовь, секс? Если это всё мозг, то тело только то, что вокруг него может двигаться, или что?
– Ну, более-менее. Кстати, об эмоциях, которые, вероятно, подавляет Джастин… – Лейла раскрыла свой учебник и прочитала: – «Если не осознавать свои эмоции и не справляться с ними, то ваше самочувствие хуже, и у вас больше физических симптомов стресса – например, чаще болит голова. За избегание своих чувств приходится платить высокую цену. Подавляя их, мы подавляем и свой иммунитет, что может вызывать целый спектр физиологических последствий – от головокружения до болезней. На психологическом уровне это тоже работает в минус. Можно повлиять на то, как внешне выражаются эмоции, но не на внутренний опыт. Проще говоря, подавление не прогоняет эмоции, они остаются внутри, причиняя ещё больше боли».
А потом подвела итог их встречи:
– Ну ладно, ты сиди тут, переваривай, отдыхай, а мне в церковь надо на вечернюю службу.
III
САД ЛЕЙЛЫ. ИЮНЬ 1997-го
Сад Лейлы углом взрезает перекрестье улиц. Переход как раз напротив карусели входа в комплекс госпиталей университета. На крестовине Первой авеню и Тридцать второй Восточной улицы закручивается торнадо из студентов-медиков в короткополых докторских курточках. Они, если бы не торопились, могли бы увидеть сквозь копья редкой решетки, как сереет бетон двух брюхатых построек и как закруглены амбразуры их окон. Архитектор-японец, тот, что потом возвел рухнувшие башни-близнецы, разминал здесь в молодые голодные годы свои творческие мускулы. Он, с немыслимой для нынешних цен на землю щедростью, разделил два многоквартирных дома широким пространством плотного бобрика грязной травы, в котором натыканы кусты боярышника. Густой запах портянок от цветущих соцветий – это здесь первый признак весны, как и в далеком Питере.