Герой этого рассказа Кафки сообщает, что история Жозефины, певицы-мышки, это «лишь небольшой эпизод в извечной истории нашего народа». Мышиный народ, добавляет рассказчик, всегда «вызволял себя из беды, пусть и ценою жертв, от которых у учёного историка волосы становятся дыбом»^>8.

Брод обратился к культурному сионизму не только для переосмысления своей связи с еврейским народом, но и с целью критики размывания коллективных идентичностей меньшинств в новых национальных государствах. «Для меня, – писал он в сионистском еженедельнике Selbstwehr, – не существует никаких сомнений касательно того, что „еврейский националист“ не может быть „националистом“ в том смысле слова, который обычно используется сегодня. Миссия еврейского национального движения, сионизма, состоит в том, чтобы дать слову „нация“ новое значение». Возрождение иудаизма и воскрешение иврита могут состояться только в том случае, если они укоренятся в Земле Израилевой. «Прежде всего, – писал Брод пражской писательнице Августе Хаушнер (1850–1924), – «еврейский национализм не должен создавать ещё одну шовинистическую нацию. Его единственная цель – вернуть к жизни примиряющий, всеобъемлющий гуманный гений евреев, который сегодня выродился».

Национализм, разраставшийся после падения династии Габсбургов, придал миссии Брода новую актуальность. «Еврей, который серьёзно относится к национальной проблеме, – писал Брод, – обнаруживает себя сегодня в центре следующего парадокса: он должен бороться с национализмом с целью установления вселенского братства людей… и одновременно он должен быть вместе с молодым еврейским национальным движением».

Во время Первой мировой войны Брод читал лекции о всемирной литературе – то, что сегодня можно было назвать «чтением великих книг», – для молодых еврейских женщин, которые бежали из Восточной Европы, спасаясь от ужасов войны. В первом номере журнала Der Jude он назвал этот опыт своим «единственным утешением в это бездуховное время». «Очаровательная свежесть и наивность исходят от этих девушек», – пишет он. Они для него являются «насквозь духовными». В своём эссе Брод сравнивает учениц с более поверхностными «западными еврейками». «Галицкие девушки в целом намного более свежи, более развиты духовно и здоровее, чем наши девушки».

Объяснению того, почему иудаизм всё более становится центром его жизни, Брод посвятил 600-страничный трактат, который он назвал «Язычество, христианство, иудаизм» (1921, на английском языке опубликован в 1971 году). В этом опусе (наверное, его можно назвать opus magnum, главным трудом жизни) он различает три

вида отношения к миру: восприятие этого мира как он есть (язычество); отрицание этого грешного мира в пользу «будущего мира» (христианское «Царство Моё не от мира сего»); и подтверждение того, что грехи этого несовершенного мира можно искупить (иудаизм). Последнее отношение Брод называет Diesseitswunder, «чудо этого мира». Роберт Вельч отмечал, что для Брода «язычество – это религия Diesseits: человек, живя в этом мире, игнорирует то, что находится вне его чувственного опыта. Христианство – это религия Jenseits, мира за пределами человека. Иудаизм же… это религия, которая объемлет оба этих мира и верит в совпадение таких противоположностей, как Милосердие и Свобода».

Брод как человек, которого привлекала и чувственность, и духовность, выбрал иудаизм. И этот выбор повлек за собой выбор сионизма. «Сионизм обеспечивает еврейскую религиозность телом, которую та потеряла», – пишет Брод на заключительных страницах книги